Эула Бисс - Откровенно об иммунитете. Вакцинация

Картина, изображающая Нарцисса на берегу пруда, была помещена на обложке одного из номеров журнала Science за 2002 год; это был номер, посвященный теме: «Отражение своей самости: иммунитет и не только». Концепция самости или «своего» является основополагающей в научной иммунологии; в иммунологии господствует представление о том, что иммунная система должна отличать свое от не-своего, а затем либо удалять не-свое, либо отграничивать его защитным барьером. Во вступлении к номеру приводится изложение мифа о Нарциссе как о метафоре важности распознавать собственную самость, распознавать свое. Но более очевидное толкование мифа – это представление о нем как о предостерегающей сказке о том, что может случиться, если слишком увлечься собой и разучиться ценить красоту других.

Я нахожу термин «не-свое», «не-сам» весьма туманным и до смешного уклончивым. Так же как «не-мертвец» означает некое существо, находящееся между царствами живых и мертвых, так и термин «не-свое» кажется обозначением чего-то промежуточного между «собой» и «другим». «Не-свое», как мне думается, – это очень удачное описание условия существования человека. Если даже посчитать абсолютное число клеток, содержащихся в человеческом организме, то выяснится, что в нас больше не-своего, чем своего. Инопланетянин, смотрящий на нас из космоса, саркастически замечает один иммунолог, может с полным правом сказать, что мы, люди, являем собой просто вместилище и транспортное средство для микробов. Но мы пользуемся ими не в меньшей степени, чем они нами. Они помогают нашему пищеварению, синтезируют для нас витамины и препятствуют росту вредных болезнетворных бактерий. Учитывая то, насколько сильно мы от них зависим, мы не должны, и это не подлежит сомнению, считать их «другими».

Беременность, которая спутала мое личное понимание разницы между своим и не-своим, также долго заставляла иммунологов ломать голову. Почему организм женщины «терпит» не-свое внутри себя, оставалось загадкой на протяжении большей части двадцатого века. В восьмидесятые годы появилась одна эксцентричная теория, согласно которой сам половой акт служит своего рода прививкой, так как во время соития происходит впрыскивание спермы в матку, что эффективно вакцинирует женщину, организм которой в результате не воспринимает плод как угрозу. Эта теория была оставлена в пользу идеи о том, что плод не становится частью материнского организма, он просто находится в нем, отгороженный защитным барьером, как, например, микробы, обитающие в кишках и легких матери. Дальнейшее развитие этой гипотезы привело к представлению о том, что микробы и плод находят в теле безопасную гавань, потому что организм не видит в них опасности.

Возможность того, что иммунный ответ запускается признаками или сигналами опасности, была высказана иммунологом Полли Матцингер в 1994 году. Модель опасности, как пишет Матцингер, «основана на идее о том, что иммунная система в большей степени нацелена на сущности, которые могут причинить вред, а не на просто чужеродные сущности». Согласно такому взгляду, задача иммунной системы – выявлять не не-свое, а опасное. Свое тоже может быть опасным, как считают иммунологи, а не-свое может оказаться безвредным.

«В этом взгляде нет ничего мятежного – это просто взгляд с иной точки зрения, – сказала Матцингер в интервью газете New York Times . – Представьте себе городок, в котором полицейские терпят всех, кого они знают с начальной школы, но при этом убивают всех приезжих и мигрантов. Это модель “свое/не-свое”. Согласно модели опасности, полицейские нормально относятся к туристам и иммигрантам до тех пор, пока они не начинают бить стекла. Только тогда полиция принимает меры по обузданию хулиганов. На самом деле, в этом случае неважно, кто бьет стекла – свои или чужие. Такое поведение считается неприемлемым, и хулиганов изолируют от общества». Иммунная система – это не единственная система, выявляющая опасность, считает Матцингер, она находится в постоянном взаимодействии с сетью тканей организма – эту сеть Матцингер называет «расширенной семьей». Если мы сможем лучше понять суть взаимоотношений в этой семье, понять, как организм разговаривает со своими многочисленными самостями, то тогда, считает Матцингер, «мы сможем вновь обрести обновленное чувство собственной самости, “своего”, которое было нами утрачено».

Чрево матери стерильно, поэтому роды можно считать спонтанной первой прививкой. Проходя по родовым путям, рождающийся ребенок сталкивается с микробами, которые в течение всей последующей жизни будут населять его кожу, ротовую полость, легкие и кишечник. С самого рождения и до гробовой доски наши тела представляют собой место общего пользования. Невозможность получить все необходимые микробы в начале жизни может иметь самые неблагоприятные последствия для здоровья ребенка в течение всей его дальнейшей жизни. Мы не просто «терпим» не-свое внутри нас, мы зависим от него, и оно защищает нас. Это верно и относительно многих «не-своих» вещей, среди которых мы живем.

Разнообразие – залог здоровья любой экологической системы. Но язык, которым мы пользуемся, описывая расовое разнообразие, в частности слово « толерантность », предполагает, что другие люди для нас все же досадная помеха, источник раздражения, и затушевывает тот факт, что мы нужны друг другу, что мы зависим друг от друга. «Они не слепые, – говорит мой сын о кротах, – они просто не могут видеть». То же самое можно сказать и о людях. Мы часто ухитряемся не видеть, что мы, как напоминает нам Мартин Лютер Кинг, «связаны неизбежной сетью взаимоотношения».

Даже модель опасности, согласно которой различение не является самой важной функцией нашей иммунной системы, может ассоциироваться со смертоносной силой, обитающей в наших телах. Но ученые уже предполагают, что когда-нибудь мы научимся реагировать на инфекции, выращивая желательные бактерии, а не убивая нежелательные. Мы сможем сопротивляться инфекции без сражений и битв. Статья, из которой я об этом узнала, называется «Возделывание микробного сада организма». Наши тела – это не машины войны, атакующие все чуждое и незнакомое, подразумевает эта новая метафора, но сад, где при создании нужных условий мы будем жить в мире и равновесии со многими другими организмами. В этом саду организма мы, заглянув в него, увидим не себя, а других.

«Мы должны возделывать наш сад», – говорит Кандид в последней строке вольтеровского «Кандида». Эта книга имеет подзаголовок «или Оптимизм». Слово «оптимизм» было новым в 1759 году, и им обозначали философию, согласно которой этот мир, созданный Богом, является лучшим из миров. В «Кандиде» Вольтер смеется над этой разновидностью оптимизма, как, впрочем, и над всем остальным. От насмешки не ускользают даже разум и рационализм – эти основания мышления Просвещения, большую роль в котором сыграл и сам Вольтер. Рационализм, как следует из «Кандида», может быть иррациональным. Можно использовать разум, оставаясь при этом решительно непросвещенным.