Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

Чем дальше, тем тяжелее складывалась жизнь девушки. Часть своей небольшой зарплаты она отдавала матери. Словно отшельник, одна жила в маленькой комнате общежития, выделенной по ее просьбе. В школе рабочей молодежи, которую вначале посещала, сидела за партой одна. Затем бросила занятия, чтобы избежать ненужных расспросов, а то и насмешек учеников. В заводской клуб не ходила, а в кино старалась опаздывать, чтобы зайти в зрительный зал, когда уже погашен свет. Так день за днем она постепенно уходила в себя, стала избегать людей.

Слушая этот рассказ, я думал о том, как помочь девушке, как вселить ей веру в выздоровление.

Факты, которые поведала она, своеобразны.

С одной стороны, девушка, страдающая заболеванием, которое пока не могли распознать медики. С другой, группа людей, которой было, очевидно, выгодно выдать данный случай за «кару господню» и внушить больной, что она не излечится.

Обычный случай из врачебной практики приобретал особое значение, когда нужно было принять вызов и с помощью медицинских знаний опровергнуть распространяемый кем-то слух о сверхъестественной причине этого заболевания. Нужно было во что бы то ни стало избавить Галину Николаеву от страдания. Но как это сделать? Проявления ни одного из известных мне в то время кожных заболеваний не укладывались в данную картину болезни, не обуславливали таких изменений со стороны организма, какие имели место у этой девушки. Надо чем-то помочь Николаевой сейчас, немедленно, чтобы она поверила в тебя. Может быть, она вообще обращается к врачу последний раз, и если отпустить ее ни с чем, кто знает, не поддастся ли она уговорам сектантов и на начнет ли с отчаяния искать исцеление в молитвах? Обдумывая все это, решил все же назначить Галине только симптоматическое лечение, направленное преимущественно на то, чтобы страдание меньше беспокоило ее, чтобы снизились явления воспалительного характера. Начинать же другое лечение, не зная причины заболевания, было нельзя: еще один неудачный курс лечения мог окончательно уверить больную в том, что болезнь ее неизлечима, что она «от бога». Эта мысль и без того глубоко запала в сознание Галины. Что же сделать сейчас? Вспоминаю афоризм врачей древности: «Если больному не стало легче сразу же после обращения к врачу, то это был плохой врач». А стало ли легче моей больной после того, как она поделилась со мной своим горем? Вряд ли!

В тот вечер наша беседа была неожиданно прервана: в одном из цехов завода со строительных лесов упал рабочий. Отдавая на ходу распоряжение медсестре о том, чтобы она захватила все необходимое, я кивком головы попрощался с Николаевой и выбежал на улицу, где меня ожидала автомашина.

Возвращался домой уже поздней ночью: травма была тяжелой и пришлось потратить немало сил, чтобы вернуть сознание пострадавшему и подготовить его для транспортировки в травматологическое отделение. Это был пожилой кадровый рабочий, пользовавшийся большим авторитетом. Фамилия монтажника Михайлова была на заводе известна всем. Помимо дежурной медсестры, мне помогал его сын Александр, только недавно вернувшийся на завод после службы в Советской Армии. Однако даже тяжелая травма, стоившая рабочему чуть ли не жизни, не могла заслонить собой и отодвинуть на задний план болезнь Николаевой.

Признаюсь, что это очень тяготило меня и не только как врача. За несколько месяцев до этого меня приняли кандидатом в члены КПСС, и опровергнуть нелепые слухи, от которых явно веяло религиозными измышлениями, было делом чести, своеобразным партийным долгом.

Многие вечера провел я за книгами, перелистал несколько раз конспекты и тетради практических занятий, но, к сожалению, так и не мог найти ответа.

Однажды вечером, когда я уже закончил врачебный прием, кто-то тихо постучал в дверь кабинета. В ответ на мое «да» вошел красивый светловолосый парень в темно-сером костюме с большим букетом гладиолусов.

— Присаживайтесь, молодой человек, слушаю вас, — пригласил я.

— Здравствуйте, доктор! Сегодня у нас праздник — отца из больницы выписали.

— А какое отношение это имеет ко мне? — все еще не понимая, о чем идет речь, сухо спросил я.

— Как какое? Михайлов я, — проговорил парень. — Помните, вы еще в механическом цехе помощь ему оказывали. Он с лесов упал.

— Что же, передайте отцу от меня поздравления с выздоровлением.

— Да он пока в постели, гипс с ноги еще не сняли.

— Вы где живете?

— По Зеленому переулку, дом 8.

— Хорошо, — ответил я и записал адрес на листке перекидного календаря. — Завтра обязательно навещу. Его Федором Федоровичем зовут?

— Да, так, — ответил Саша. — Что же это я так заговорился, а цветы держу. Они вам из нашего собственного сада. Батя вырастил. И вот еще сувенир!

— Знаешь что, Саша, цветы я возьму, а сувенир ты спрячь. Не могу я его взять.

— Дмитрий Константинович, ну как же? Ведь от чистого сердца! — проговорил обиженно парень.

— Нет, Саша, не возьму, — решительно ответил я ему, возвращая подарок, — а вот цветы красивые, за них большое спасибо!

— Дмитрий Константинович, — все еще не сдавался Александр Федорович. — Я просто не знаю, что за отца готов для вас сделать. Ведь вы ему жизнь спасли.

— Ну уж и жизнь!

— Да, да. Я когда навещал отца, разговаривал с заведующим отделением. Он так и сказал, что не будь рядом врача, когда случилась травма, — не жить ему.

— Он преувеличил мои заслуги.

— Нет, я так уйти не могу, ведь этот сувенир я почти неделю искал, почти все магазины города обегал.

— Подаришь кому-нибудь другому — матери, жене или девушке.

— Да нет у меня никого. Мы только с батей живем. Мама десять лет назад умерла. И девушку не завел — не до них, в школу рабочей молодежи, в восьмой класс, хожу.

Не знаю почему, но именно в этот момент я снова вспомнил о Николаевой.

— А знаешь, Саша, если ты действительно хочешь отблагодарить меня, то выполни, пожалуйста, одну просьбу.

— Говорите, я для вас все сделаю, в огонь брошусь…

— Ну, зачем же? Скажи, ты знаешь Галину Николаеву из механического?

— Это «паршивую-то»?

— Она, Александр Федорович, такая же паршивая, как и мы с тобой, — сказал я строго. — В беде она, помочь ей надо.

— Сколько?

— Что сколько? — не понял я вопроса.

— Сколько ей надо для помощи?

— Да нет, не в деньгах дело. Ее надо морально поддержать, чтобы она себя вновь человеком почувствовала.

Не знаю, имел ли я на это право или нет, но тут я все рассказал парню: о ее болезни, о насмешках и о сектантах — все, что рассказала мне сама Галина и что услышал я от окружающих за время работы на здравпункте.

— Одинока она и помочь ей некому, — закончил я свой рассказ.

— Знаю, — хмуро произнес Александр. — Мы ведь в одном классе в «вечерке» учились. А потом она бросила школу.