Джеймс Нестор - Дыхание. Новые факты об утраченном искусстве

Вот почему аэробное дыхание так важно. Помните те клетки, которые 2,5 миллиарда лет назад научились потреблять кислород и дали мощный толчок взрывному развитию жизни? В нашем теле их около 37 триллионов. При снабжении клеток кислородом энергетическая эффективность оказывается в 16 раз выше, чем при использовании анаэробного способа. Поэтому и в спорте, и в обычной жизни надо стараться оставаться в этой энергетически эффективной аэробной зоне, где происходит чистое сжигание питательных веществ в кислородной среде.

Но вернемся в тренажерный зал. Я начинаю крутить педали чуть сильнее, дыхание становится глубже, а пульс постепенно увеличивается со 112 до 114 ударов в минуту и продолжает расти. Еще через три минуты разминка окончится, и мне нужно будет поднять пульс до 136 и затем поддерживать его на этом уровне в течение получаса. Эта частота подставляет собой аэробно-анаэробный порог для мужчин моего возраста.

В 1970-х годах Фил Маффетон, один из ведущих тренеров по фитнесу, работавший со спортсменами-олимпийцами, ультрамарафонцами и триатлонистами, обнаружил, что стандартные тренировки могут приносить пользу одним спортсменам и вызывать травмы у других. Дело в том, что люди непохожи друг на друга и могут по-разному реагировать на тренировочные нагрузки. Если сто отжиманий от пола идут одному спортсмену на пользу, то другому они могут причинить вред. Маффетон сделал тренировки индивидуальными, взяв за основу частоту сердечных сокращений спортсменов, благодаря чему они постоянно оставались в определенной аэробной зоне. Это позволяло им сжигать больше жира и быстрее восстанавливаться – день за днем и год за годом.

Найти оптимальную частоту сердечных сокращений при физической нагрузке несложно: отнимите свой возраст от 180. Полученное число – это максимум, при котором организм еще остается в аэробном состоянии. Он может выдерживать длительные нагрузки, если пульс находится ниже этого показателя, но не превышает его. В противном случае организм может слишком надолго уйти в анаэробную зону, и вы вместо прилива сил и бодрости после тренировки будете ощущать усталость, дрожание конечностей и головокружение.

Именно это и происходит сейчас со мной. После получаса усиленного вращения педалей я хватаю воздух открытым ртом и останавливаюсь. Я сильно вспотел, у меня все плывет перед глазами, но проехал я в общей сложности всего 10,36 километра. Я слезаю с тренажера, уступая его Ольсону, и возвращаюсь в свою домашнюю лабораторию, чтобы принять душ, выпить стакан воды и пройти еще несколько тестов.

За несколько десятилетий до того, как мы с Ольсоном заткнули носы, и еще до того, как Дуйяр устроил свои эксперименты на велотренажере, ученые проводили свои опыты, пытаясь выявить все «за» и «против» дыхания через рот.

В Англии был такой предприимчивый врач Остин Янг, который в 1960-е годы лечил больных, страдавших от хронического кровотечения из носа, зашивая им ноздри. Одна из последовательниц Янга Валери Лунд возродила эту процедуру в 1990-е годы и зашила носы десяткам пациентов. Я неоднократно пытался вступить в контакт с Лунд, чтобы спросить, как чувствовали себя ее дышащие ртом подопечные спустя недели, месяцы и годы после такой операции, но так и не получил ответа. К счастью, его смог дать один американский ортодонт и исследователь норвежского происхождения, который подошел к делу с другой стороны.

Негуманные опыты Эгиля Харволда, проведенные в 1970-е и 1980-е годы, наверняка не получили бы одобрения со стороны Общества защиты животных, да и вообще любого человека, которому небезразлична судьба братьев наших меньших. В своей лаборатории в Сан-Франциско он собрал группу макак-резусов и вставил половине из них силиконовые затычки глубоко в носовые проходы, а вторая половина могла свободно дышать. Подвергнутые этой операции животные не могли вытащить затычки из носа и вынуждены были постоянно дышать ртом.

Следующие шесть месяцев Харволд измерял у животных зубные дуги, углы подбородков, длину лицевой части черепов и другие параметры. У всех обезьян с заблокированными носовыми проходами отмечались схожие изменения: сужение зубных дуг и широко раскрытые челюсти. Затем Харволд повторил эксперимент, но на этот раз увеличил его продолжительность до двух лет. Последствия оказались еще сильнее. Все это время он фиксировал изменения с помощью фотоаппарата.

Снимки оказывают душераздирающее воздействие. И дело не только в том, что жалко бедных обезьян, но и в том, что они ясно отражают то, что происходит с нами самими. Всего через несколько месяцев мы наблюдаем удлинение лица, вялость челюстных мышц, остекленевший безжизненный взгляд.

Оказывается, дыхание ртом производит в теле физические изменения к худшему. При вдохе через рот снижается давление, в результате чего мягкие ткани в задней части ротовой полости теряют упругость и обвисают, сокращая общий объем полости и затрудняя дыхание. Чем больше мы дышим ртом, тем сильнее это побуждает нас дышать ртом.

«Все, что происходит в носу, влияет на то, что происходит во рту, дыхательных путях и легких, – сказал мне Патрик Маккион в телефонном интервью. Это один из самых известных ирландских авторов книг и ведущий мировой эксперт по вопросам носового дыхания. – Не следует отделять одно от другого. Дыхательные пути действуют как одно целое».

Все это не должно вызывать удивления. Когда наступает сезон аллергий, резко учащается число случаев апноэ во сне и жалоб на затрудненное дыхание. У людей заложены носы, они начинают дышать ртом, и происходит сужение дыхательных путей. «Простая физика», – говорит Маккион.

Сон с открытым ртом еще больше усугубляет проблему. Как только мы кладем голову на подушку, мягкие ткани гортани и языка под действием силы тяготения отвисают, еще сильнее перекрывая дыхательные пути. Через некоторое время они приспосабливаются к такому положению, и храп, а вместе с ним и апноэ превращаются в норму.

Наступает последняя ночь первой фазы эксперимента. Я сижу на кровати, уставившись в окно.

Когда дует океанский бриз – а такое случается почти каждую ночь – тени деревьев и кустов во дворе, на который выходят окна спальни, начинают двигаться, образуя причудливые узоры, словно в калейдоскопе. В какой-то момент они напоминают господина в жилете с иллюстрации к книге Эдварда Гори, в другой – изогнутые лестницы Эшера. Очередной порыв ветра – и эти образы исчезают, возвращаясь к знакомым очертаниям папоротника, бамбука, бугенвиллии.

Все это многословие означает лишь одно: у меня бессонница. Я подложил под спину побольше подушек и наблюдаю за этими картинами вот уже 15, 20, а может быть, и 40 минут. Я бессознательно пытаюсь высморкаться и очистить нос, но это только вызывает боль. Боль сосредоточена в носовых пазухах, и в данном случае я сам виноват в этом.