Дмитрий Соколов - Лечебное дело zyablikova

Я спохватился, подбежал, схватил глазастую за руку и потащил в машину – пошли, сделаю тебе укол в попу – но она посмотрела на меня, как будто в первый раз увидела, вырвала руку и продолжила поливать наших диспетчерш. К ним поспешила третья, которая останавливала меня в коридоре, и теперь силы уравнялись. Шесть базарных баб громко лаялись насмерть, и только расстояние мешало им вцепиться друг дружке в волосы…

Вызова никто не принимал, работа подстанции была парализована, все свободные от вызовов сбежались на зрелище. Я в отчаянии столбом стоял со шприцами, и со всех сторон меня спрашивали:

– Откуда привёз таких, zyablikov?

– Ну даёшь! Мужик!

– А что же только троих? На всех надо было привозить!

– Этих троих нам на всех, кажись, хватит…

Наконец, решительно вмешался старший врач Ефимович по кличке Ефимоза, он решительно захлопнул окно и тем отрезал диспетчерш от их обидчиц. Те остались во дворе победительницами, и вскоре смешались с шоферюгами – уходить из такого лакомого места, как подстанция “скорой помощи”, никто из них не собирался…

Меня вызвали “на ковёр” к старшему врачу. Я призвал на помощь всю свою комсомольскую искренность, объясняя ситуацию ему и этим троим злющим мегерам – диспетчершам. На мою бедную голову посыпались проклятия:

– Скотина!

– Лучше бы ты, идя к бабе, свой х… дома забыл!

– Какой н…й укол, надо было дать попить новокаина, и хватит!

– Так, сам их привёз, сам и увози!

Я стоял с таким невинно-убитым видом, что от меня вскоре отстали – что с дурака возьмёшь, кроме анализов…

Подстанция весело гудела, обсуждая случившееся.

От Ефимозы потребовались титанические усилия, чтобы вернуть коллектив в рабочее состояние.

За время суматохи накопились непринятые вызова, и теперь подстанция заработала в аварийном режиме. Очень скоро почти никого не осталось – все бригады разъехались, имея по два и даже три вызова. Нас с Аскаридой услали на нон-стоп, чтоб “ноги нашей тут до утра не было!” Несколько часов подряд мы возили исключительно пьяных – пьяных в коме, пьяных блюющих, пьяных буянящих, пьяных обоссанных, пьяных битых… несмотря на продолжающуюся уже год борьбу с пьянством, этот порок только усиливался, приобретая самые злокачественные и фантастические формы.

Мегеры-диспетчерши садистски знали своё дело…

Уже давно стемнело, когда мы, наконец, вернулись на подстанцию. Я надеялся, что треклятая троица ушла, но их пригрели водители в своих водильнях при гаражах на первом этаже. Что именно там происходило, так и осталось неизвестным, надо думать, что вечер у троих гостий Москвы удался, как нельзя лучше.

Я сделался героем дня и вообще героем подстанции, как в известной одесской песне:

там были девочки – Маруся, Тоня, Рая,

и с ними вместе – Васька-шмаровоз!

Слава обо мне ещё долго гремела, обрастая всё новыми подробностями, и через две недели я превратился в человека – легенду, способного достать самых лучших блядей в неограниченном количестве в любое время суток…

Виновата в случившемсябыла, конечно, эта сумасшедшая весна 1986 года. Она лишала советских людей разума не только в Москве – всего через несколько дней грохнул реактор на Чернобыльской АЭС, положив начало отсчёта до краха СССР.

Я довольно часто, несколько раз в году, бываю возле 4-й подстанции. Там внешне всё выглядит так же, как и 30 лет назад – все так же стоят машины “скорой помощи”, всё так же водители лениво перебрасываются солёными шофёрскими шуточками и пинают скаты, всё так же курят у крыльца фельдшера, а в окне диспетчерской сидят перезрелые тётки. Изменились марки и цвета амбулансов, на стафе теперь синие дутые комбинезоны с серебряными полосками. Зайти на территорию я, конечно, не решаюсь, просто стою, нюхая незабываемый запах той далёкой весны, и слышу истошную женскую ругань…

"В пятую больницу попала знакомая с предынфарктным состоянием, умерла на второй день… звонит врач и говорит: такая-то умерла, ритуальные услуги нужны? Врачи этой больницы, похоже, занимаются бизнесом, вместо того, чтобы лечить…"

с медфорума

Всегда хотел быть терапевтом, думал, что именно у них есть клиническое мышление, а хирурги просто мясники, им лишь бы разрезать и посмотреть. Поэтому до самого окончания V курса я делал упор именно на внутренние болезни.

Чтобы приблизиться к специальности изнутри, устроился медбратом в 19-ю больницу, сперва в приёмное отделение, потом в кардиоревматологию. 19-я была базой 3-го Меда, и там царила академическая такая атмосфера – все уже знали, что я не просто медбрат, а студент, и тоже буду терапевтом. Поэтому дежурные врачи щедро делились со мной терапевтическими секретами, а приходящие на практику студенты 4-го курса консультировались со мной, кому и что назначить.

Я уже умел бегло читать ЭКГ, что вызывало немалое удивление доцента Савельева, нашего преподавателя по терапии. Этот долговязый Савельев славился среди студентов тем, что безошибочно предсказывал, кто кем станет. Меня он определил в хирурги! и каждый раз шпынял таким вот образом:

– Ну-ка, zyablikov, пропальпируй-ка этой больной печень. А мы с вами, – это группе, – посмотрим, как будущие хирурги умеют пальпировать печень…

Разумеется, ничего у меня не получалось, и тогда Савельев снисходительно говорил, поглаживая рыжую бороду:

– Руки у вас, товарищи будущие хирурги, приучены к топорам и лопатам, а не к такому деликатному делу, как пальпация печени…

Я должен был сгореть со стыда на месте, а он бы стоял и наблюдал. Прищурив глаза и поглаживая бороду, наблюдал, как от бестолкового провинциального юноши остаётся лишь кучка пепла. Со свиным рылом в наш калашный ряд… Я ненавидел в такие моменты его рыжую бороду и приплюснутый нос с ринофимой.

Но не такого напал – на меня его издевательства не действовали – стану терапевтом, и точка!

Пятый курс заканчивался, и вот-вот нам предстояло писать заявления, выбирая себе субординатуру и будущую специальность. Ни малейших сомнений в красоте и мощи Терапии у меня не было.

Однажды в нашем отделении дежурил интерн. Это был настоящий акромегал, метра 3 ростом, с челюстью, как у кашалота, и высоченной лбиной, за которой скрывался обширнейший, надо понимать, умище – ибо глаза, зеркало мозга, метали молнии из- под густейших бровей. Акромегалы намного умнее обычных людей, поэтому я ни секунды не сомневался, что интерну по плечу любой, даже самый сложный, случай.

Таких экземпляров мы называли "Боткиными".

На ловца и зверь бежит, и в отделение как раз поступила женщина за 40 с аритмией, какая-то сложная форма. Дежурный врач решил ее купировать во чтобы то ни стало. Видимо, хотел блеснуть на больничной пятиминутке.