Владимир Рязанов - Азимут вечной молодости. Программа энергетической коррекции и регенерации живых клеток

Значит, все вокруг нас и мы сами есть статичная энергия в обозначенном объеме. Всякая энергия взаимодействует в зависимости от ее условной полярности. Если речь идет о магнитной энергии, то противоположные полюса ее называются севером и югом. Когда говорят об электромагнитной энергии, то ее подразделяют на положительную со знаком «плюс» и отрицательную со знаком «минус». Конечно, это условное разделение, придуманное человеком для того, чтобы было ясно, когда возникает притяжение, а когда отталкивание.

В рамках нашей книги нам важны взаимодействия энергетических полей в живом, в нашем случае человеческом, организме. Известно, что полярность энергии изменить пока нельзя, а вот размер потенциала можно. Энергию можно терять либо, наоборот, получать. Поскольку любой живой организм состоит из органических молекул, которые отличаются от неорганических своими огромными размерами и союзом элементов из таблицы Менделеева, то энергетический потенциал живых организмов очень высок и вполне поддается корректировке. На этом основаны все нетрадиционные методы лечения, дошедшие до нас из древности. Влияя определенным способом на биоэнергетику человека (или любого живого организма), можно добиться ее стабилизации в устойчивом состоянии, что ведет к исправлению всех программных ошибок, возникших в процессе жизнедеятельности по тем или иным причинам. Посему всякую болезнь можно и нужно лечить с применением способов энергетической корректировки.

Поскольку существует закон сохранения энергии, согласно которому энергия не исчезает, а переходит в другие формы, то живой организм не исчезает вовсе после его физической смерти. Энергетический фантом человека покидает исчерпавшее свой ресурс тело в момент смерти, но не может исчезнуть бесследно, а оказывается в так называемом параллельном мире, где обитают подобные ему энергетические субстанции. Они невидимы человеческому глазу только потому, что фотоны света, попадающие на такой фантом, не отражаются, а проскакивают мимо ввиду их нейтральной полярности и большой разреженности между молекулами. В самом деле, мы ведь не видим окружающий нас воздух и газы по причине их разреженности, и свет также не отражается от молекул газов и воздуха, хотя они реально существуют. В этом нет ничего необычного, кроме, пожалуй, того, что энергетический фантом человека сохраняет память и интеллект, находясь вне тела. Но, впрочем, обычная вода, окружающая нас, тоже обладает памятью и ведет себя энергетически как живая субстанция. Так уж устроен окружающий нас мир.

Итак, сам человек не умирает, а умирает износившаяся физическая оболочка, потому что человек – это прежде всего душа, а не тело. Душа и представляет собой тот самый энергетический фантом, который обретается в теле вокруг сердечной мышцы и активизирует ее. В момент остановки сердца душа покидает тело, потому что именно она обеспечивает энергетику его сокращений.

…Синие со звездами луковки куполов монастыря мы увидели сразу. Тот возвышался на небольшом холме и целиком был выстроен из красного кирпича. Кроме самого храма и высокой, устремленной в небо колокольни имелись подворье в два этажа и хозяйственные постройки. Все это было огорожено превысоким каменным забором, по вершине которого вилась нержавеющая спираль Бруно из колючки. Кресты на куполах сверкали золотом, а через узкие оконца колокольни пробивалось поднимавшееся с востока солнце. Теперь же мы услышали и голос звонницы, который составлялся из хора низких и высоких звуков нескольких маленьких и одного большого колокола.

Услышав благовест, я понял, что к началу службы мы опоздали, так как хотя монастырь и был виден как на ладони, но расстояние до него оставалось еще приличным, поднажать же никак не получалось из-за плохой дороги.

Когда машина все-таки подъехала к открытым воротам монастыря, часы на панели показывали четверть восьмого, а внутри двора стояло несколько автомобилей и повозок, видимо, прихожан из соседних сел.

Я припарковался на свободное место, и, замкнув дверь на ключ, мы поспешили к воротам храма.

Мы не шибко опоздали, потому что пономарь только закончил читать молитвенник, и диакон с кадилом пошел по храму.

Храм старинной постройки оказался просторным, с мраморным полом и стенами, расписанными сочными яркими фресками. Царские врата еще были закрыты, но они поражали своей вычурной золотой резьбой. Иконы над алтарем были большие, в золоченых окладах; образа, висевшие по стенам, имели оправы из красного дерева и выглядели очень старинными, по крайней мере, потемневшие лики святых под стеклами производили именно такое впечатление.

Но особенно поразил нас хор певчих, который грянул такими хрустальными голосами, что внутри у меня запела невидимая струна и я весь обратился в слух. Особо в хоре выделялся один тенор, который ярче остальных солировал.

Я оглядел молящихся. Здесь были не только местные жители, но и приезжие, которые выделялись от прочих своей одеждой и стояли отдельными группками. Для такого просторного храма прихожан было не слишком много.

Я решил осторожно продвинуться вперед и, когда обошел справа массивную колонну, увидел за ней и впереди нее плотное скопление людей. Перед ними висела икона Богоматери, и не оставалось ни одного свободного места, где бы можно было поставить свечу. Только сейчас я вспомнил, что свечей-то не успел купить, и хотел было вернуться к церковной лавке, которая находилась справа от притвора, но в этот момент хор так грянул тропаря, что меня снова задело за живое.

Я из интереса протиснулся еще вперед, с намерением получше разглядеть певчих. Когда я выискал такое место, то стал рассматривать их просветленные лица, осененные лучами настольной лампы.

Хористов было всего шестеро – все в монашеских одеяниях, и тот, что обладал кристальным тенором, оказался довольно пожилым человеком, в очках из темной оправы и с узенькой, коротко подстриженной шкиперской бородкой. По правую руку от него стоял баритон – монах высокого, почти на голову выше, роста и возраста достаточно молодого – лет двадцати. Остальные певчие, с особым усердием работавшие в унисон этим двоим, имели благообразные лица, обрамленные белыми, как лунь, волосами.

Взошедший на амвон иеродиакон стал произносить ектенью, и когда хор стал вторить ему, то я услышал и другой хор, который, как оказалось, расположился с противоположной стороны на балконе. Акустика поразительная – не всякая консерватория могла похвалиться такой.

Служба вышла очень красивой и, несмотря на отведенные два часа, не показалась длинною. После того как иеромонах вышел и произнес отпуст, прихожане не сразу стали расходиться, как это обычно случается в городе, а обступили иеромонаха с вопросами.