Владимир Лебедев - Достоевский над бездной безумия

Лиза понимает творческий, близкий к художественно-эстетическому характер своих истерических мечтаний, раздумий. Недаром она первым знакомит со своим рассказом Ивана Карамазова – автора «Поэмы о Великом Инквизиторе». Когда Лиза ему рассказала про мальчика и про компот, истерически демонстративно заявив, что «это хорошо», Иван вдруг засмеялся и сказал, что это в самом деле хорошо.

«Хорошо» Ивана может иметь двойной смысл: эстетический – как похвала поэтическому замыслу, затронувшему его нравственные мучения, и этический – как одобрение зла. Но сама Лиза, только что сказавшая, что «...в презрении быть хорошо. И мальчик с отрезанными пальчиками хорошо...», непосредственно после того, как «она как-то злобно и воспаленно засмеялась», говорит противоположное: «... все гадко! Я не хочу жить, потому что мне все гадко!..» В истерических мечтаниях девочки идет напряженная на уровне препатологии или даже патологии работа по выработке различения того, что хорошо и что плохо, идет формирование активной позиции личности в направлении от эгоизма к альтруизму и от неадекватности к адекватности.

Адаптационное значение истерических проявлений Лизы особенно четко проявляется при сравнении их с динамикой истерических расстройств и развития личности героини романа Э. Золя «Лурд» – Марии. В этом полемическом по отношению к Достоевскому произведении девушка, излечившаяся под воздействием веры в религиозные чудеса Лурда от истерического паралича, уходит в монастырь. Этот поступок, совершенный в знак благодарности Богу, оборачивается неблагодарностью не только к людям вообще, от которых она удаляется, но и непосредственно к самоотверженно любящему ее Пьеру Фроману, покидаемому ею в состоянии душевного кризиса.

Если у Марии из «Лурда» излеченная истерия порождает прикрывающийся религиозностью эгоизм, то Лизины фантазмы готовят ее к подвигу, умению дать счастье людям, стать соратником подвижника.

Истерия как этап развития личности, совершенствования человека – то принципиально новое, что наметилось Достоевским в его нравственных исканиях, в том числе и в области психического здоровья.

Путь женщины к обеспечению счастья семьи, близких не прост. Он требует воспитания чувств. И эта подготовка начинается с детства или, точнее, с того всегда нелегкого периода, когда в девочке начинает пробуждаться любящая женщина. Иногда он протекает настолько драматично и тяжело, что сопровождается истерическими реакциями.

У детей эмоционально-образные (первосигнальные, по И. П. Павлову) механизмы отражения действительности психофизиологически и в норме опережают более поздно развивающуюся абстрактно-понятийную (второсигнальную) систему переработки информации. И для восприятия глубин нравственных конфликтов, выступающих перед униженными и оскорбленными детьми, психика их оказывается неподготовленной. Будет ли истерический механизм этапом развития или же останется у этой женщины на всю жизнь как постоянная готовность к невротическим реакциям, зависит от многих обстоятельств. От тех людей, с которыми она встретится. От того мужчины, которого она полюбит.

Лиза Хохлакова на пороге преодоления своей истерии. Чувства ее становятся все глубже, умнее. Недаром Гессе обозначил ее заболевание как неврастению. По И. П. Павлову, этот невроз занимает промежуточное место у тех людей, у которых первая и вторая сигнальные системы становятся уравновешенными. Ей еще не хватает силы, не хватает соприкосновения с живой, полнокровной жизнью. Но она уже на ее пороге. Однако не всем женщинам – героиням – Достоевского удается дать счастье другим даже тогда, когда они этого очень хотят.

Неоднозначна функциональная роль мужчин и женщин в художественных произведениях Достоевского. Мужчина – идеолог, осмысливающий ход жизни, развивающий новые идеи. Над «идейными» же женщинами Достоевский смеется, касается ли это жен Виргинского и Шатова или госпожи Хохлаковой. Женщины – героини Достоевского – нравственно поддерживают мужчин, самоотверженны в любви, способности дарить радость, в умении оказать помощь. Та к ведут себя Сонечка Мармеладова, раскаявшаяся Грушенька, идущая за Митей на каторгу, мать и сестра Аркадия Долгорукого, Даша Шатова, берущие на себя нелегкий труд поддерживать мужчин в кризисных для них ситуациях. Достоевский высоко ценил эти достоинства в женщинах. Именно за эти качества он выделял Татьяну Ларину и Лизу Калитину. Такой же самоотверженностью отличалась его жена и друг – Анна Григорьевна Достоевская. Но не все женщины в романах Достоевского таковы – мешает характер. Так, наедине со Ставрогиным в момент его жизненного краха оказывается внутренне и внешне прекрасная девушка Лиза Тушина, которую влечет его загадочность; судьба ее таинственно связана со Ставрогиным. Однако в его роковой миг Лиза обращается к Ставрогину с жестокими словами: «...не хочу я быть вашею сердобольною сестрой. Пусть я, может быть, и в самом деле в сиделки пойду... да не к вам, хотя и вы, конечно, всякого безногого и безрукого стоите...» (10; 402).

Дальше еще безнадежнее: «...Куда нам ехать вместе?.. опять „воскресать“? Нет, уж довольно проб... да и не способна я; слишком для меня высоко...» И, наконец, на упрек в жестокости отвечает: «Так что же, что жестоко, и снесете, коли жестоко» (10; 399).

В диалоге без взаимопонимания они оба произносят слова «столько счастья», которые сам Достоевский ставит в кавычки. «Счастье» в кавычках – это призрак счастья или даже что-то ему противоположное – ужас, бездна, отчаяние. Недаром Ставрогин говорит Лизе: «Твои слова, этот смех вот уже час насылают на меня холод ужаса...» (10; 399).

«Уже не плачете ли вы? Будьте приличнее... бесчувственнее», – поучает она, когда при ее появлении даже для него забрезжил свет, и он вдруг поверил, выйдя на миг из холода своей опустошенности, в возможную любовь. Интуитивно ощущая у него «в душе ужасное, грязное и кровавое» злодеяние, Лиза все же не приходит на помощь. Вместо этого она по-»бесовски» наносит смертельный удар в самое уязвимое место («ахиллесову пяту»), которое угадал у него Тихон («Берегитесь мне открывать, если правда: я вас засмею. Я буду хохотать над вами всю вашу жизнь...» – 10; 401). Ведь именно смеха над бездной его мрачной души Ставрогину не выдержать.