Елена Каменева - Шизофрения: клиника и механизмы шизофренического бреда

Иногда чувствует, что мозг его чем-то отравлен, что он под гипнозом. В мозгу отчетливо возникают чьи-то голоса и мысли, но по-настоящему он их не слышит. Уверен в том, что люди могут узнать чужие мысли. Мозг его как бы «голый и с точки зрения радиоизлучения ничем не покрытый»; поэтому посторонние могут читать его мысли. Он не может остановить в голове поток мыслей, которые не нужны, например, похабные слова: «мозг заполнен похабщиной», говорит больной. Перед глазами возникают аналогичные картины. В голове у него «грязные мысли о людях; их читают все»… «Как только в голове возникают такие мысли, больные начинают кашлять, двигаться, значит им неприятно». У него «стереоскопия», т. е. остается в глазах то, что делают другие люди, а он должен это повторять. Вообще есть какая-то связь между ним и другими людьми. Начал молиться богу, хотя не верит в него, но делает это «как дикарь», «идолопоклонник», так как кажется, что кругом него люди выполняют религиозные обряды и он должен их повторять: «распорядок дня как-то связан с религией». Иногда люди кажутся больному «чертями или дьяволами в образе людей».

После восьми месяцев пребывания в больнице состояние больного заметно не изменилось. Он выписался, но вскоре снова поступил в таком же состоянии. Высказывает те же идеи самообвинения, преследования и особого значения. Убежден, что его подозревают в ужасных преступлениях, ждет казни. Сообщает, что его невидимой силой использовали в гнусных делах, что он преступник, погибший человек, но вместе с тем не знает своей вины Уверен, что у него повидимому, какой-то органический недостаток, благодаря которому он не может жить в человеческом обществе: «не понимаю себя и людей». Говорит, что повидимому за ним систематически проводится наблюдение. Сообщил, что однажды в переулке на тротуар, по которому он шел, въехала автомашина и поехала по направлению к нему. Уверен, что это было не случайно. Как-то покупал сало в магазине и вскоре товарищ сообщил ему, что у него вырезали сальник; в этом тоже он видит какую-то связь, какое-то значение, но какие понять не может. Однажды он ездил в Павлов-Посад. На остановке вошла женщина, говорила о Павловом «пассаже» и многозначительно указывала на него; это означало, что его должны «ссадить», «посадить». При выходе из вагона он закурил папиросу. Неизвестная женщина попросила закурить, при этом она смотрела в сторону и делала кому-то знаки; больной подумал, что она была подослана. В простые обыкновенные слова вкладывается внутренний, «нехороший», «темный» для него смысл. И в его слова вкладывают особый смысл. Например фраза: «Дайте воды» — может означать «Дай те воды»: «те — это вы или я», «вода — это пустое, болтовня». Другой смысл: «Дай его в ады». Не понимает разговоров больных, т. е. «того смысла, который они хотят вложить в него», так как «простыми словами выражают сложные мысли» в зависимости от интонации, ударения и т. п. К нему они относятся с презрением, так как он не понимает их и не умеет разговаривать, как они. Больной часто испытывает при этом страх и тревогу.

Психический статус больного оставался без перемен вплоть до его выписки.

У больного параноидная форма шизофрении, которая тянется уже много лет. В этом наблюдении мы имеем хорошую иллюстрацию бреда отношения, который занимает доминирующее место в картине заболевания на всем его протяжении. Интерес представляет прежде всего самая эволюция симптоматики. Если на первом этапе заболевания (в 1930 г.) идеи отношения отражали переживание сексуальной неполноценности больного и являлись как будто «понятными», а в дальнейшем (1937 г.) хотя уже теряли этот характер, но оставались все же еще связанными в своем содержании со служебной ситуацией, то в 1940 году эта связь уже начинает теряться — мы видим порой у больного переживания магического порядка: больные кругом выполняют какие-то религиозные обряды, и он должен их повторять; люди уже кажутся чертями или дьяволами в образе людей. Демонстративным является особенно последнее пребывание больного в больнице с переживанием измененных отношений с человеческим коллективом. Помимо идей преследования и отнесения к себе жестов, слов, действий окружающих, у больного было еще непонимание обычных форм человеческого общения с явлениями подражания, с наличием иносказательного языка (жесты, интонация, символические действия, расчленение слов, ассоциации по созвучию и т. п.). Инозначащее понимание относится здесь почти целиком к тому, что больной воспринимает в окружающей человеческой среде, не распространяясь на абстрактные понятия и содержание прочитанного в книгах, как это имеет место в парафренических синдромах, о которых речь будет ниже.

Наряду с указанными бредовыми идеями отношения, особого значения, преследования, самообвинения, имеются также идеи воздействия с переживанием обнаженности собственного мозга (и субъективного мира), его доступности для других людей — чтение его мыслей и внедрение в него чужих.

Это наблюдение является весьма ценным для изучения бреда отношения и бреда значения. Возражением против объединения бреда значения с бредом отношения может служить указание на существование не эгоцентрических, т. е. не связанных с личностью больного бредовых идей и бредовых синдромов особого значения, например, бред конца мира (Ветцель).

Однако этот синдром представляет при шизофрении, видимо, большую редкость. Нам не пришлось иметь подобных наблюдений на протяжении многих лет. На основании наблюдения некоторых сходных картин можно предположить, что в основе его лежит онейроидное состояние, т. е. состояние своеобразно измененного сознания, обусловливающего особый фантастический космический характер переживаний, нередкий вообще в этом состоянии при шизофрении во время острых психотических вспышек. У некоторых больных имеют место картины, носящие переходный характер, в которых онейроидный компонент выражен нерезко и вся картина острого психоза богата параноидными переживаниями. Возможность появления бреда конца мира и сравнительная частота космического не эгоцентрического бреда вообще у эпилептиков в состоянии расстроенного сознания также указывает на особую основу и особый генез этих же бредовых переживаний при шизофрении.

При попытках изучения сущности и генеза бреда отношения многие авторы подчеркивали различные моменты в этом бреде и тех синдромах, в которые он включен. В старой психиатрической литературе, в которой бред отношения рассматривался в общем плане изучения паранои в качестве одного из ее проявлений, мы большей частью находим попытки выведения его, так же как и бреда преследования, из характера преморбидной личности и из аффективного состояния больных. Это неправильное акцентуирование роли аффективной сферы и конституции в учении о бреде отношения и преследования удержалось и в более поздней литературе, например, у Кречмера («Сензитивный бред отношения»).