Владимир Миневич - Болезни психики в контексте тибетской медицины

Описание сахарного диабета несомненно, а психические нарушения даны с достаточной полнотой (специальная монография А. X. Алимова с соавт., 1987, почти ничего не добавляет).

В Тантре наставлений, раздел 1, главе 3 сообщается:

При пожелтении мяса бывают слабость, бессонница, тяжесть в теле, шо, дар и вода кажутся горькими, желтеет кожа белые предметы кажутся желтыми…

(помимо этого, сообщается о пожелтении склер, ногтей, потере аппетита, тошноте, сильной жажде, зуде кожи и пр.).

Состояние можно однозначно трактовать как какой-то вариант желтухи. Специфическими особенностями психических расстройств при многих болезнях печени (желтухах — в частности) являются выраженная тяжелая астения с ощущением разбитости, анергии, агрипнии; эмоциональные нарушения; ксантопсия (восприятия предметов в желтом цвете), нарушение вкусоощущения (М. В. Коркина, В. Иванов, 1988). Таким образом, тибетские врачи дали исчерпывающую характеристику психических нарушений при желтухе, причем в неразрывном единстве с соматическими признаками.

Обобщим: за многие столетия до европейских врачей тибетские коллеги создали блестящую интегральную медицину, абсолютное большинство субпсихотических расстройств рассматривалось в контексте психосоматики.

«Собственно психические» болезни в тибетской медицине также рассматривались (описание приведено выше), здесь уточним лишь детали.

По настоящее время не существует убедительных доказательств преимущества какого бы то ни было нозологического или анозологического подхода в психиатрии. Концепция единого психоза не лучше и не хуже, чем, допустим, методология Крепелина либо Леонгарда-Кляйста.

В конечном итоге роль психиатра сводится к отграничению нормативного поведения от ненормативного (дискуссию о норме мы опускаем; искусствоведы имеют дело с понятием «красоты», дефиниции которой не существует — тем не менее они уверенно пользуются этим термином). Чем жестче общество юридическими и конвенциональными нормами определяет границы поведения, воззрения, понятий, представлений, высказываний, тем чаще некоторый вариант поведения будет считаться ненормативным, и наоборот.

Здесь можно привести бессчетное количество примеров, однако любители истории и этнографии в этом не нуждаются.

Галлюцинации Жанны д‘Арк вписываются в культуру, и посему назвать Орлеанскую девственницу сумасшедшей не осмелится ни один здравомыслящий психиатр. Каталепсия дервиша — отнюдь не шизофрения, измененное состояние сознания у шамана — вовсе не истерия или эпилепсия, потребление Сомы ведийскими жрецами — не наркомания. В средневековье грубые и закаленные воины при душевных потрясениях падали в обморок (см. Ф. Арьес, 1992), а изнеженные дамы делали это до начала XX в. — и в контексте эпохи такое поведение было нормативным. Вера в ведьм пропитала большинство культур, из специальной литературы можно узнать, что тысячи женщин считали себя ведьмами и сообщали об этом добровольно, без физического насилия. Несерьезно считать их всех больными истерией и шизофренией (хотя, вероятно, среди них психическая патология встречалась чаще, чем в популяции).

Разорванность мышления в европейской психиатрии имеет определенную трактовку и однозначно оценивается как патология.

Приводим отрывок из работы Д. Судзуки «Основы дзэн-буддизма». — «Почтенный Гоне, учитель времен династии Тан, поднял свой посох и спросил одного монаха: „Что это такое?“, Монах ответил: „Я не знаю, почтенный господин“, - „Что же, тебе незнаком даже посох?“, — с упреком заметил Гоне, а затем опустил его на землю и сделал им ямку в земле. После этого он спросил: „А теперь ты понимаешь?“. „Нет, не понимаю“, — ответил монах. Учитель продолжал: „Как, ты даже не знаешь, что такое ямка в песке?“. Сказав это, он положил посох себе на плечо и снова спросил: „Ну, а теперь понимаешь?“. „Нет, не понимаю“, — признался монах. Тогда Гоне сказал: „Самодельный посох носят через плечо; приветствующих людей игнорируют: я хожу без колебания по сотням тысяч горных троп“».

В дзэн такой диалог нормативен.

Аутизм — так как он понимается европейскими психиатрами — классическое состояние буддистского монаха-отшельника. Однако считать его психически больным может только очень предвзятый и необразованный человек.

Метафизическая трактовка мироздания, мистическое погружение в глубь предметов и явлений, деперсонализация, отрешенность от бытия, несокрушимая вера в метампсихоз у современного европейского обывателя — явление не вполне стандартное (сказанное не обозначает, что этот человек непременно психически болен). Для буддиста это поведение нормативно.

Посему то, что мы называем «метафизической интоксикацией» вообще не применимо, когда речь идет о буддистах (сказанное распространяется на множество иных восточных культур). Идеаторные автоматизмы и псевдогаллюцинации — признак несомненной патологии у европейца, но в ряде иных культур эти явления рассматриваются как откровение.

Все написанное выше — лишь пролегомены. Настоящий контакт культур (если он вообще нужен) начнется тогда, когда европейцы (психиатры, в частности) откажутся от узколобой ксенофобии и европоцентризма и будут уважительно относиться к параллельному миру буддизма.

Забвение того, что было известно, равносильно убийству брахмана (Yajnavalkya 3,228 — цит. по Елизаровой Т. Я. Древнейший памятник индийской культуры. Предисловие // Ригведа. Избранные гимны. — М. Наука, 1972. — с. 35)

Культура древнего Востока чужда нам по своей имманентной логике. Нужно ли пытаться разобраться в ней? Для чего современному врачу «Чжуд-ши»: здоровье россиян от знания (и незнания) этого кодекса не улучшится.

Все это так, но когда от исследования требуют немедленной отдачи, то вспоминается множество поучительных прецедентов: например, стагнация науки в России связана с пресловутым «практическим внедрением». Наука конструирует виртуальные миры, а не отвечает на вопрос «зачем», — для этого есть технологии. Кто-то чем-то занимается единственно потому, что это интересно.

Истинное научное произведение эстетично, оно вызывает эмоции, близкие к переживаниям при чтении настоящей литературы или прослушивании хорошей музыки. «Чжуд-ши» красив в той же степени, как Гомер, Махабхарата, «Песнь о Роланде» или изящные формулы Эйнштейна и Ньютона. Конечно, такое отношение возможно у человека, воспринимающего произведение в контексте культуры.

Соответственно, мы преследовали цель не только ознакомить читателя с медициной Тибета, но и более широкую — культуртрегерскую. Одолеть «Чжуд-ши», комментарии и сопутствующую литературу (естественно, не в оригинале) может любой образованный человек, но для этого нужно многолетнее знакомство с текстами. Надеемся, врач прикоснулся к средневековой культуре как таковой.