Юрген Торвальд - Империя хирургов

Вдруг Хорсли снова взялся за кусачки для костей. В нижнем и верхнем краях раны виднелись края третьего и седьмого позвонков.

С ними он проделал то же, что и с четвертым, пятым и шестым позвонками. Хорсли не сдавался. Он продолжал поиск опухоли, двигаясь вниз и вверх по спинному мозгу – тщетно. Игла снова заведена под спинной мозг, чтобы не упустить из вида ни малейшего изменения, которое, возможно, указывало бы на образовавшуюся внутри нервной ткани опухоль, – все напрасно. В области третьего и седьмого позвонков также не было признаков новообразования.

У всех перехватило дыхание! Говерс беззвучно двигал почти белыми губами. На крупном лбу Хорсли блестели капельки пота. Он выпрямился. Было слышно, как он большими глотками втягивает воздух. Что он собирается делать? Сдастся ли он, признает ли свое поражение?

Тишину нарушил сдавленный голос Бэллэнса: «Я бы продолжил поиски выше. Корешки нервов находятся значительно выше означенного позвонка. Чувствительность к нажиму в области шестого позвонка…»

Хорсли взглянул на него. Страшный момент! Последует ли он совету ассистента? Он колебался не больше нескольких секунд. Ни слова не говоря, Хорсли вновь взял в руку кусачки для костей. Он вскрыл второй позвонок, видневшийся в верхней части раны. Скальпелем он продолжил отверстие в твердой мозговой оболочке. Друг против друга краснели края разреза.

Произошло долгожданное. В верхнем краю раны, на левой стороне показалось темное, синеватое пятно, в диаметре едва достигающее трех миллиметров. Оно значительно выдавалось над поверхностью спинного мозга. Кто-то глубоко вздохнул, чтобы снять ставшее невыносимым напряжение. Было ли это крохотное образование той пресловутой опухолью, которую искал Хорсли?

Хорсли молниеносно схватил кусачки. Не стало костной оправы и первого позвонка. Отверстие в мозговой оболочке снова удлинилось, края разреза разошлись, обнаружив под собой новый пораженный участок. Красно-синяя опухоль оказалась размером с миндальный орех. Она была зажата в левой части, между мозговой оболочкой и спинным мозгом, под верхним корешком четвертого дорсального нерва и глубоко уходила в вещество спинного мозга. Опухоль! Опухоль Говерса! Она действительно существует!

Сегодня мне сложно сказать, что в ту минуту больше потрясло меня: простое счастье от присутствия там или обретенное сознание того, что организация спинного мозга настолько тонка, что образование размером с миндалину способно сломать человеку жизнь и обречь его на ужасные муки, чему я был свидетелем, стоя у постели Гилби!

Я не стал больше наблюдать за лицом Говерса: когда его диагноз подтвердился, он испытал облегчение и удовлетворение, что и отразилось на нем. Хорсли тем временем пытался установить, успела ли опухоль врасти в ткань спинного мозга и можно ли извлечь ее, избежав повреждения нервной ткани. Я снова почувствовал напряжение.

Но нервозность тут же ослабла. Почти что играючи Хорсли отделил края опухоли, взявшись за нее обеими руками. Еще проще оказалось отделить от ложа ее основание. Теперь об опухоли напоминало только овальное углубление. На всем видимом протяжении спинного мозга и по всей его окружности не было никаких патологий. Хорсли перевязал несколько сосудов, поврежденных при удалении новообразования. Но впадина, оставленная им, не разглаживалась. Значило ли это, что спинной мозг не способен к восстановлению? Было ли давление опухоли слишком продолжительным? Неужели ее удаление только лишь избавит пациента от боли, но не вернет чувствительность нижней части туловища? Эти вопросы повисли в удушливом, пропитанным карболкой воздухе.

Сначала Хорсли соединил края мозговой оболочки, не сшивая их. Он зашил продольный разрез, наложив глубокий шов так, что под оболочкой не осталось полости, ранее занимаемой опухолью. Он стянул края как можно плотнее и затем вставил две дренажных трубки. После он зашил рану и наложил повязку. Два санитара уложили Гилби на кровать в соседней комнате.

Хорсли смотрел им вслед, пока дверь, наконец, не закрылась. Потом он молча взглянул на свои вытянутые на операционном столе руки.

Уже через несколько дней после удаления у Гилби опухоли мне нужно было покинуть Лондон, но я решил остаться, чтобы вместе со всеми увидеть улучшения и его выздоровление или принять его смерть.

Направляясь с Квин-сквер в отель, я прочел еще одно сообщение из Берлина: «Как нам стало известно от хорошо осведомленного источника, обследование, проведенное профессором Вирховым, опровергло слухи о злокачественном новообразовании у наследного принца. Доктор Маккензи возвращается в Англию. На четырнадцатое июня намечено прибытие Его Кайзерского Величества, наследного принца Германии, на отдых в Лондон».

Меня очень взволновала такая подозрительная противоречивость новостей, связанных с наследным принцем, поэтому моя решимость остаться в Лондоне и проследить за дальнейшей судьбой Гилби несколько ослабла. Начиная со следующего утра, надежда драматически сменялась отчаянием, затем новой надеждой, новой уверенностью и новым неверием.

В таком ритме прошло пять дней до пятнадцатого июня. Рана постепенно заживала. У Гилби не было жара, его температура не поднималась выше 37,8. Признаков инфекции также не было. Но боли не исчезли. Каждое движение оставалось пыткой. Иногда казалось, что судороги парализованных конечностей стали еще сильнее, чем до операции. Нижняя часть живота также все еще была парализована. Разочарование следовало за разочарованием.

Но тринадцатого июня Хорсли вдруг обнаружил, что чувствительность кожи в нижней части туловища начала восстанавливаться. Гилби стал различать холод и тепло. На следующий день необъяснимым образом мочевой пузырь стал функционировать в нормальном режиме. Были ли это первые признаки регенерации спинного мозга, признаки затянувшегося возвращения к нормальной работе? Последующие дни были отмечены чрезвычайным непостоянством. Боль ни за что не хотела ослабевать. Были часы, когда, отчаявшись, Гилби кричал, испытывая еще большие мучения, чем раньше.

Но двадцать второго июня совершенно неожиданно он впервые смог пошевелить до того полностью парализованной правой ногой. Гилби – преисполненный то паническим страхом поддаться иллюзиям, то большими надеждами – подозревал, что возникшая способность двигать ей лишь случайное последствие судорог. Но уже пару дней спустя сомнений быть не могло: мышечная активность правой ноги полностью восстановилась – от бедра до ступни. Одновременно с этим прекратились сделавшиеся после операции только сильнее судороги правой стороны туловища. Теперь они наблюдались лишь с левой стороны. Но и здесь судороги повторялись через значительно бо́льшие интервалы времени. Двадцатого июня появились первые симптомы того, что к Гилби возвращается контроль над левой ногой. Тринадцатого августа больной получил опорный аппарат, состоявший из одной стальной перекладины и двух подмышечных костылей. С его помощью он заново начал учиться ходить. Боль в левой ноге постепенно утихала. Послеоперационный шов почти зарубцевался. Швы на твердой мозговой оболочке были настолько тугими, что спинномозговая жидкость не могла просочиться наружу.