Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

Меня сбила машина зеленого цвета, я отчетливо это помню. Уж очень она была зеленая. Я лежала на проезжей части. Крови не было, ничего такого, но «Скорая» приехала. И меня забрали в больницу.

– И вы никому не сказали, что у вас дома дочка?

– Именно. Я этого не сделала. Я бы, наверное, призналась, если бы меня предупредили, что продержат в больнице три дня. Мне сразу же сделали рентген, выяснили, что все кости целы, поэтому я рассчитывала, что меня сразу же отпустят. Но мне выдали больничную одежду и уложили на койку, хотели провести обследование. Нога чудовищно распухла, но я солгала, сказав, что боли совсем не чувствую. Мне хотелось вернуться домой как можно скорее.

– Почему же вы там не рассказали никому про дочку?

– Мне было неловко. Честно скажу, ужасно неловко. Казалось стыдным признаться, что оставила ее одну в квартире. Я должна была заранее подумать, что существует определенный риск, если ты переходишь оживленную улицу, по которой ездит масса машин. К тому же сигареты – плохое оправдание, когда ты ушла и оставила совсем еще малыша без присмотра. А потом я заснула. Это ужасно, но я просто уснула. Подумайте, я ведь почти два месяца не спала по ночам и днем практически не отдыхала, потому что курила все больше. Я спала, и спала, и спала. Проснулась только через сутки, и нога все еще сильно болела. Я попросила болеутоляющее, якобы от головной боли. Лучше бы я этого не делала. Мне сказали, что вынуждены оставить меня еще на день, не исключено, что у меня сотрясение мозга. Я настаивала на выписке, и врачи спросили, есть ли у меня близкие, которые смогут обо мне позаботиться. Но ведь никого же не было. И мне сказали, что оставляют меня в больнице.

– И вы опять промолчали.

– Да, тогда уже было слишком поздно. Какая мать будет валяться в больнице на кровати, дрыхнуть, пить чай, который ей приносят с поджаренными тостами, когда ее малышка наверняка уже надрывается дома от голодного крика?

– Вы не боялись, что она умрет?

– Очень боялась. Но успокаивала себя тем, что она крепкая. При рождении она весила значительно больше среднего, у нее были резервы, на которых можно продержаться. Как я уже говорила, меня больше пугало отсутствие жидкости, но я старалась не думать об этом.

– Но так же можно нанести и другие травмы.

– Психические, вы имеете в виду. Да, вы правы. Я слышала, что грудной ребенок довольно быстро может умереть от одной только нехватки телесного контакта. Но, к счастью, тогда я об этом не знала. Мне повезло, думала я, что она такая маленькая и никогда не вспомнит об этом. И не сможет никому об этом рассказать.

– Это было для вас важно?

– Конечно, важно. Я же не хотела, чтобы история выплыла наружу. И она не выплыла.

– И вы вернулись домой через трое суток?

– Да. Опухоль спала на третий день, а я к тому моменту припрятала несколько болеутоляющих таблеток. Выпила их все сразу и смогла выйти из больницы без гримасы страдания на лице. Нога все еще болела, как вы понимаете.

– То есть вы сбежали оттуда?

– Нет, нет. Все было как положено. Меня выписали, когда главврач дал добро, в обмен на мое согласие явиться неделю спустя на контрольное обследование.

– И вы вернулись домой к дочке.

– Да.

– Она кричала?

– Она не издала ни звука. Лежала в кроватке, вся мокрая и в то же время иссохшая. Я ее вымыла и смазала маслом кожу, переодела во все чистое и положила спать рядом с собой.

– То есть с ней ничего не случилось.

– Слава богу, ничего. Я поняла, что ее организм не выдержит, если я дам ей сразу много молока. Это бы разрушило ее пищеварение. Поэтому я понемногу увеличивала размер порций, и через сутки она уже получала полный объем.

– Вы когда-нибудь рассказывали дочери о том, что произошло?

– Отвечу вам вопросом на вопрос. Ваша мама жива?

– Жива.

– Она обо всем вам рассказывала, чего вы сами не помните?

– Конечно, нет. Было бы совершенно невозможно пересказать все.

– Вот именно. Мы решаем, что рассказывать детям, а что нет.

– И вы решили об этом случае не рассказывать.

– Я подумала, что вреда от такого рассказа было бы гораздо больше, чем пользы.

– А как ваша нога?

– Я привыкла к тому, что она болела. Но какое-то время, само собой, ходила на контрольные осмотры раз в неделю.

– И опять оставляли дочку одну?

– Она ведь уже, можно сказать, выдержала это испытание. Зато курить я бросила и много лет не курила. Я дала своей дочке все, в чем она нуждалась, и сейчас она счастлива. Она понятия не имеет, что ее когда-то бросили одну. А с ним совсем другая история.

Она кивнула в сторону мальчика, который все еще лежал, уткнувшись лицом в землю.

– Он уже достаточно большой и запомнит этот случай. Может быть, он никогда не простит этого своим родителям.

Она поднялась со скамейки, обернула платок вокруг шеи, достала из кармана перчатки и надела их.

– В любом случае хочу помочь этому мальчику, – сказала она.

– Вы забыли вернуть мне спички.

– Простите. Вот, – сказала она и протянула коробок.

Я наблюдала, как она направляется к мальчику и садится перед ним на корточки. Может, она попробовала заговорить с ним, не знаю. Но мальчик быстро повернулся и с силой пнул ее в живот, так что она опрокинулась на спину. Потом вскочил на ноги и побежал в том направлении, в котором ушли его родители.

Когда я уходила, она все еще лежала на спине.

Йенс Блендструп

Йенс Блендструп – прозаик и драматург – родился в 1968 году. Дебютировал в 1994 году сборником рассказов «Человек в парнике». Известность к Блендструпу пришла в 2004 году вместе с романом «Бог говорит начистоту».

Блендструп много сотрудничал с фотографами, художниками и скульпторами, ездил по Европе. Он всегда считал, что жизнь состоит не только из серьезных вещей, но и из смешных. Радио-пьеса «Укол багетом» была отмечена премией Prix Italia. Еще одну премию, prix Marulic, он получил за радио-пьесу «Германн Гладенсвенн», написанную по мотивам средневековой народной песенки. Для театра он с тех пор не писал, на смену пришли романы, книги по искусству, сборники стихов и рассказов. В антологию вошли два рассказа из сборника «Внезапно нахлынувшие рыдания» (2007). Тяжесть

Лулу Андерсен была необычайно счастливым человеком. Состояние счастья, в котором она пребывала, нельзя было измерить или взвесить. Вообще определить его масштабы. Она просто вся была пропитана счастьем. Именно поэтому он сразу влюбился в нее тогда в кафе. Она шла между столиками, излучая радость, полностью лишившую его удовольствия, которое он получал от чтения газеты. «Вот, значит, как – идешь тут, между столиками, и вся такая из себя радостная», – сказал он громко и рассерженно хлопнул газетой по столу. Этим он ее покорил. Она не встречала еще таких, как он. Он пригласил ее в кино. Они пошли на фильм под названием «Дым», там было про людей, которые без конца курили и здоровались друг с другом. В ответ Лулу пригласила его на вечеринку к своим подружкам. Вскоре после этого она связала с ним свою жизнь, переехав к нему. В связи с этим событием он сообщил ей свое имя.