Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

И всё же она скажет в финале: «Благословение в моём разбитом сердце. Благословение в вашей красоте, Гесиона. Благословение в душе вашего отца. Даже в выдумках Марка есть благословение. Но в деньгах мистера Менгена никакого благословения нет». (Действие третье).

Главное отличие этих героев от Менгена в том, что они не боятся истины. Менген же скажет: «Меня с детства учили приличиям. Я не возражаю против того, чтобы женщины красили волосы, а мужчины пили, – это в человеческой натуре. Но совсем не в человеческой натуре рассказывать об этом направо и налево. Стоит только кому-нибудь из вас рот открыть, как меня всего передергивает (ежится, словно в него запустили камнем) от страха – что ещё сейчас тут ляпнут? Как можно сохранять хоть какое-нибудь уважение к себе, если мы не стараемся показать, что мы лучше, чем на самом деле?» (Действие третье).

Истина его пугает. И этот хаос, полный беспорядок «дома, где разбиваются сердца», оказывается куда лучше, чем иной порядок. Вот, например, что говорит вторая дочь капитана Шотовера, Ариадна, жена губернатора колоний Британской империи: «Бросьте вашу нелепую демократию, дайте Гастингсу власть и хороший запас бамбуковых палок, чтобы привести британских туземцев в чувство, – и он без всякого труда спасёт страну». А капитан Шотовер на это ответит: «С палкой в руках всякий дурак сумеет управлять. И я бы мог так управлять. Это не божий путь. Этот твой Гастингс – чурбан». (Действие третье).

И вот финал драмы: в небе появляется самолёт и начинает бомбить. Надо правильно это понять, потому что мы настолько привыкли к тому, что с самолетов падают бомбы, что для нас это кажется нормальным, тем более для начала войны. Но дело в том, что так начиналась Вторая мировая, а в драме Шоу изображено самое начало Первой мировой войны, и тогда ничего подобного не было. Шоу прибег к такому образу, как бомбардировка, не потому, что предвидел развитие боевой авиации, нет. В его драме взрыв – это выражение Божьего гнева, смерть, принявшая облик бомб, падающих с небес. Этот образ тоже надо понимать прежде всего символически.

Герои Шоу готовы погибнуть. Все они остаются в доме и зажигают свет, потому что хотят, чтобы бомба угодила именно в них. Уцелеть пытаются только два человека – это Менген и Уильям Дэн, вор. Они прячутся в яме, которую выкопал капитан Шотовер, где он хранил динамит. И бомба попадает именно в эту яму. Гибнут два вора, два деловых человека, а все главные герои остаются живы. Так завершается эта драма. Капитан Шотовер скажет: «Час суда настал. Мужество не спасёт вас. Но оно покажет, что души ваши ещё живы». (Действие третье).

Шоу создал новый жанр – трагифарс, которому суждено было получить значительное продолжение в литературе XX века. Но к сожалению, со временем этот жанр перешагнул рамки литературы, став реальностью нашей жизни.

Шоу относится к своим героям неоднозначно. Гектор говорит: «Мы – целая серия шутов с разбитыми сердцами». Иногда в русском переводе эта фраза звучит так: «Мы – целая серия дураков (идиотов) с разбитыми сердцами», но это неточный перевод. Дурак и шут – не одно и то же. «Шуты с разбитыми сердцами» – это и есть основа трагифарса. С одной стороны, это абсурд, это смешно, а с другой, к сожалению, – горькая реальность.

Эта особенность проявляется и в поэтике драмы Шоу. Это сочетание, с одной стороны, конкретности, а с другой – символов, причём этот разрыв настолько ощутим, что каждая вещь обретает фарсовый характер. Но герои Шоу не способны ничего организовать, устроить, они бессильны перед жизнью. В доме всё остаётся по-прежнему. Так же разбросаны вещи, как всегда невыносима и развязна прислуга, даже гостей принять некому. Для еды нет никаких установленных часов. Никто никогда и не думает о нормальном обеде, потому что все домочадцы постоянно жуют бутерброды или грызут яблоки.

Самое ужасное, что тот же хаос и в мыслях, чувствах и разговорах героев. Когда Гектор говорит о том, что они – целая серия шутов с разбитыми сердцами, Мадзини Дэн, отец Элли, уточняет: «Я бы сказал… – весьма и весьма удачные образцы всего, что только есть лучшего в нашей английской культуре. Вы обаятельные люди, очень передовые, без всяких предрассудков, открытые, человечные, не считающиеся ни с какими условностями, демократы, свободомыслящие – словом, у вас все качества, которыми дорожит мыслящий человек.

Миссис Хэшебай. Вы слишком превозносите нас, Мадзини.

Мадзини. Нет, я не льщу, серьёзно. Где бы я мог чувствовать себя так непринужденно в пижаме? Я иногда вижу во сне, что я нахожусь в очень изысканном обществе и вдруг обнаруживаю, что на мне нет ничего, кроме пижамы. А иногда и пижамы нет. И я всякий раз чувствую, что я просто сгораю от стыда. А здесь я ничего этого не испытываю; мне кажется, что так и надо». (Действие третье).

На что младшая дочь Шотовера, Ариадна, заметит: «Совершенно безошибочный признак того, что вы не находитесь в действительно изысканном обществе, мистер Дэн. Если бы вы были у меня в доме, вы бы чувствовали себя очень неловко». Конечно, всё это глубоко символично, она – леди Эттеруорд, жена Гастингса Эттеруорда, босса, в доме которого царит порядок. Однако разрыв настолько велик, что всё это приобретает трагифарсовый характер. В чём их сила? Они понимают, что живут в мире абсурда. Они могут быть только шутами, но трагическими шутами, поскольку отдают себе отчёт в том, что ничего не способны в этом мире изменить.

Дело в том, что такова, в общем-то, судьба интеллигенции, ибо сфера приложения её сил – это слово, а слово имеет смысл лишь тогда, когда оно связывает идеальный предмет с реальным. А у них оно ничего не связывает. Их пристанище – дом-корабль, и потому они находятся как бы в пустом пространстве и могут только высказываться.

Но трагизм этой драмы заключён ещё и в другом. Шоу, в общем-то, ничем не отличается от своих героев. Ему тоже ничего не остается, кроме как писать пьесы. Изменить в реальной жизни он ничего не может. Поэтому фарс превращается в трагедию самого автора пьесы.

Буквально несколько слов об авторе, который был современником Шоу. Это французский писатель, критик, общественный деятель Анатоль Франс. Он родился в 1844, умер в 1924 году. Его особая жизненная позиция выступает уже в ранних произведениях. Это скепсис. Франс ощутил конец XIX века как некий кризис ценностей трёх предшествующих веков. В этой ситуации, по мнению писателя, остаётся единственное, действительно непреложное – человеческая личность, сохраняющая духовную свободу.

В основе наиболее известного романа Франса «Остров пингвинов»(1908) лежит тот же принцип абсурда. Подслеповатый аббат Маэль, по ошибке приняв пингвинов за людей, совершает над ними обряд крещения. Так начинается история Пингвинии – с абсурдного недоразумения, вызвавшего немало проблем не только на небесах, но и на земле.