Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

И вот финал… Вообще в романе есть как бы два финала. Первый – это самое позорное событие из тех, что происходят с Дон Кихотом. Его топчет стадо свиней. Даже сам герой вынужден признать, что ни один рыцарь на свете никогда прежде не терпел столь унизительного поражения… Но в то же время, этот эпизод как бы включает в себя весь роман в целом. Действительность, которая словно растаптывает Дон Кихота, уподобляется стаду свиней, и Дон Кихот оказывается единственным человеком в этом окружении.

Уступив в поединке с рыцарем Белой луны, которым на самом деле оказался переодетый бакалавр Самсон Карраско, Дон Кихот окончательно возвращается домой и излечивается наконец от своего безумия. Но здесь тоже всё не так однозначно. С одной стороны, если бы он умер в тот момент, когда, как ему казалось, в него вонзалось копье, со словами, прославляющими Дульсинею Тобосскую, «всё равно самую прекрасную женщину на свете», то ушёл бы из жизни счастливым. Но узнать, что всё, во что верил, чему служил, оказалось лишь плодом воображения, – это куда более горько. Не случайно врач скажет, что Дон Кихот умирает от тоски и печали. В этом смысле это полный крах героя.

Однако это не совсем так…

Когда Дон Кихот впервые вышел навстречу своим будущим подвигам, казалось, он мало на что годен. Но каждый раз мы убеждались, что он способен на нечто значительное. Единственное, что оказалось ему не под силу, – это увидеть действительность такой, какая она есть. Дон Кихот отказывается видеть оборотную сторону жизни. Но в финале он и до этого дорастает. Значит, он может всё. Поэтому у Сервантеса нет абсолютного разочарования в вере Дон Кихота. И поэтому его роман ещё принадлежит эпохе Возрождения. Идеальная правда, которой привержен Дон Кихот, – это, конечно, не полная правда жизни, но всё-таки у неё тоже есть свои основания. Она не целиком опровергается Сервантесом. Кроме того, эта вера в безграничные возможности человека нашла отражение не только в образе Дон Кихота, но и в его оруженосце, втором центральном персонаже книги.

Часто подчеркивают диаметральность образов Дон Кихота и Санчо Пансы. Разница действительно бросается в глаза. Дон Кихот – рыцарь, Санчо – крестьянин. Дон Кихот – высокий, худой, его оруженосец – приземистый, пузатый, само его имя «Панса» по-испански означает «полный». Дон Кихот словно отрешен от всего материального, Санчо практичен, никогда не забывает поесть сам и накормить своего Серого. Дон Кихот бодрствует, Санчо любит поспать. В отличие от Дон Кихота, увлеченного рыцарскими романами, Санчо не прочитал в жизни ни одной книжки… Контраст достаточно очевидный. Это так. Но из этого делались разные выводы. Дон Кихот – это идеалист, его оруженосец – воплощение здравого смысла. Или, Дон Кихот – это уходящее рыцарство, а Санчо Панса – поднимающееся третье сословие. И всё-таки все эти трактовки недостаточно верны…

И Дон Кихот и Санчо выпадают из окружающей действительности. Можно сказать, Дон Кихот лишь однажды не ошибся – это когда выбрал своим помощником Санчо Пансу, другого такого он не нашёл бы во всей Испании. Да и Санчо не отличается особым здравомыслием. Обладай он действительно здравым смыслом, не отправился бы странствовать вместе с Дон Кихотом. Как заметил один исследователь, неизвестно ещё, кто больший безумец: Дон Кихот или его оруженосец. Конечно, Санчо Панса не верит, что ветряные мельницы – это великаны, стадо баранов – войско, а трактир – зачарованный замок. В это он не верит. Но вот в рассказы Дон Кихота он верит, и даже в то, что может стать губернатором… Однако мир, в котором живут герои, далеко не волшебный…

В образе Санчо, несомненно, присутствуют черты земледельца. Он, действительно, что называется «из села». Но он не патриархальный крестьянин, поскольку его влекут странствия. Во втором томе романа даже описывается, как Санчо сам побуждает Дон Кихота вновь отправиться в путь, рассуждает о том, как «хорошо в дальнем путешествии скакать на скалы, посещать замки, останавливаться в каких угодно постоялых дворах и при этом ни черта не платить за ночлег». В Санчо, как и в Дон Кихоте, всё время обнаруживается нечто неожиданное. По словам Дон Кихота, «Санчо Панса самый потешный из всех оруженосцев, когда-либо служивших странствующим рыцарям. Его наивные выходки бывают необычайно остроумны: иногда он так лукав, что его можно счесть плутом, иногда так бестолков, что выглядит тупицей. Он во всем сомневается и всему верит; когда мне кажется, что он свалился на самое дно глупости, он вдруг взлетает под облака».(Перевод Энгельгардта)

Что такое образ Санчо в романе? Это образ разбуженного Ренессансом народа. Однако эта вера эпохи в безграничные возможности человека у Санчо приобретает несколько иной, народный характер. «Что из того, что мне хочется остров? Мне хочется вещей и того похуже. Каждый из нас сын своих дел. Я ведь человек, а знаешь, могу сделаться не только губернатором острова, но и самим Папой, а мой господин может завоевать не один остров, а столько, что и управлять ими будет некому. Управлять своими владениями я буду не хуже вассала короля». Он, конечно, плутоват, но ведет себя удивительно бескорыстно.

В конце первого тома описывается, как священник и цирюльник переоделись для того, чтобы попытаться возвратить Дон Кихота домой. Рыцарь их не узнает, он живет в мире своего воображения. Но вот Санчо их раскусил тут же: «Ах, сеньор священник, сеньор священник, неужели вы думаете, что я вас не узнаю? Неужели вы полагаете, что я не пронюхал и не смекнул, к чему клонятся все эти новые волшебства? Как вы там ни лукавьте, все равно я раскусил все ваши хитрости». То есть, он смотрит на вещи более чем трезво, однако тут же добавляет: «Ведь если б не ваше преподобие, так мой господин уже женился бы на инфанте Микомикон, и я, по меньшей мере, был бы теперь графом». (Перевод Энгельгардта). В этом смешении вся его натура. Он, конечно, понимает, что Дульсинея – на самом деле скотница Альдонса, тут его не обманешь, и даже иногда подшучивает над идальго. Но, главное, он верит в Дон Кихота. В одном из эпизодов в финале первого тома романа Санчо покажется, что Дон Кихот мертв, и он так скажет о своем господине: «О честь своего рода, краса и гордость всей Ламанчи и всего мира, каковой после твоей смерти наполнится злодеями, ибо все их злодеяния отныне будут оставаться безнаказанными! О ты, более щедрый, нежели все Александры на свете, ибо всего только за восемь месяцев, что я у тебя прослужил, ты пожаловал мне лучший из островов, омываемых и окруженных морем! О ты, смиренный с надменными и гордый со смиренными, – то есть я хотел сказать наоборот, – смотрящий опасности прямо в глаза, не унывающий в бедах, влюбленный ни в кого, подражатель добрым, бич дурных, гроза подлецов, – одним словом, странствующий рыцарь, ибо этим все сказано!» (Глава LII. Перевод Н. Любимова).