Павел Берков - Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы

Какой тебе был труд хотя умильным взором

Мою скорбь облегчить иль сладким разговором —

или в басне «Ворон, хотящий Орлу последовать»:

О как воспитал ты среди зеленых трав!

Какой кус для меня!..

Несовпадения логического и метрического ударений встречаются изредка и у других поэтов того времени, например у Ломоносова, Н. Поповского:

[Оно <���стекло> вход жидких тел от скважин

отвращает.

(«Письмо о пользе стекла», стих 69). .

[.. .Зев волчия алчбы, Тигр ярый — похищенье...

( «Надпись к иллуминации ноября 25 дня 1753 г.», стих 18).

[.. .Петр шествовал во град, Елисавета — в мир...

(«Надпись к иллуминации декабря 18 дня 1753 г.», стих 14).

Однако подобные несовпадения у Ломоносова никогда не имеют такого какофонического характера, как у А. Дубровского. Негладких, вымученных стихов в произведениях Дубровского, пожалуй, больше, чем гладких и изящных. Для образца приведу начало басни «Ворон, хотящий Орлу последовать», кстати сказать, по-видимому, направленной против Сумарокова как соперника Ломоносова:

Как Ворон на лету голодный усмотрел,

Ягненка что унес у пастуха Орел,

Такое ж учинить он дело не сумнился,

Хоть меньше сил имел, но жадностью сравнился.

... Казался равен быть Орлу и в самом деле,

Но сколь пред сыром был баран ему тяжеле.

Если сопоставить эти и им подобные тяжелые, ученические, топорные вирши Дубровского с плавными, «текущими», как говорили в XVIII в., стихами «Письма к г. В...», сразу же станет очевидной разница в степени поэтической одаренности и художественного мастерства двух авторов. Только совершая насилие над эстетическим вкусом, можно признать оба стихотворения произведениями одного поэта.

Выше я отметил, что «поэма» «На ослепление страстями» своей обработанностью отличается от прочих стихотворных произведений А. Дубровского. Это как будто говорит в пользу предположения о принадлежности ему «Письма кг. В...» и ослабляет значение отмеченных мною технических недочетов в других его стихотворениях. Соображения эти имели бы силу, если бы у меня не было некоторых сомнений, — не скажу: в авторстве Дубровского, но в том, что «поэма» напечатана в том виде, в каком она вышла из-под пера ее автора. Основания для сомнения таковы: в то время как басни «Дровосек и Смерть», «Ворон, хотящий Орлу последовать» и «Лев и Комар» представлены были в «Ежемесячные сочинения в автографах Дубровского, «поэма» «На ослепление страстями», рукопись которой сохранилась, писана неизвестной рукой и только имеет поправки Дубровского. Таким образом, обычного «неотразимого» аргумента большей части «атрибуторов» — автографа автора — мы здесь не имеем. Внушает полное недоверие зачеркнутое первоначальное заглавие «поэмы» — «Стихи на ослепление страстьми Андреяна Дубровского»; очень часто, даже чаще всего подобные зачеркнутые заглавия, содержащие фамилию якобы действительного автора, делались (и делаются) для того, чтобы устранить у издателей подозрения в принадлежности передаваемого им произведения другому лицу. Я не имею сейчас оснований приписывать Ломоносову «поэму» «На ослепление страстями», но полагаю, что она, по-видимому, была отредактирована учителем А. Дубровского.

Возвращаясь к «Письму к г. В...», замечу, что адресатом данного произведения был, по всей видимости, покровитель и друт А. Н. Радищева, Александр Романович Воронцов (1741—1805), ставший графом с 1760 г., когда его отцу и дяде Илариону было даровано графское достоинство австрийским императором Францем I. Совет Ломоносова продолжить образование за границей был принят Воронцовыми, но реализован не сразу. Возможно, что причиной этого был, с одной стороны, юный возраст А. Р. Воронцова, а с другой — начавшаяся в конце 1756 г. Семилетняя война. Лишь в 1758 г. А. Р. Воронцов был отправлен отцом во Францию, в Страсбург, где он учился в военном училище, а затем, после краткого пребывания в Петербурге, жил в Париже и Мадриде. 22 22 Архив кн. Воронцова, кн. V, стр. 3. Перед своим отъездом во Францию А. Р. Воронцов сотрудничал в «Ежемесячных сочинениях»: в февральской книжке за 1756 г. помещен его перевод «Рассуждение о приятностях сообщества» (стр. 153—179), в апрельской — перевод из Вольтера «Мемнон, желающий быть совершенно разумным» (стр. 330—338), в июльской — перевод «Разговор между Рассуждением и Воображением» (стр. 89—95), наконец, в августовской—«Содержание, письма другому в ответ, может ли честь сравниться славою» (стр. 204—206) и «Мысли» (стр. 206—211). Кроме произведений, подписанных в «Ежемесячных сочинениях» полной фамилией или инициалами «А. В.», А. Р. Воронцову, по-видимому, принадлежит еще перевод вольтеровского «Микромегаса» (1756, январь, стр. 31—61).

Итак, «Письмо к г. В...», по моему мнению, является произведением Ломоносова, а не А. Дубровского и при этом одним из значительных в идейном и художественном отношениях. Однако пока не будут обнаружены дополнительные и — желательно — документальные доказательства, в будущих полных собраниях сочинепий Ломоносова это произведение должно печатать в разделе «приписываемых стихотворений». Вопрос же о «поэме» «На ослеплении страстями» должен быть исследован особо.

, ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ ЛОМОНОСОВА

Изучение жизни и творчества Ломоносова насчитывает почти два века, литература о нем чрезвычайно велика, и тем не менее мы знаем его мало и плохо. Особенно плохо знаем мы его как поэта. Еще при жизни Ломоносова сложилась легенда о полной зависимости его от немецкой поэзии начала XVIII в., и эта ошибочная точка зрения, с незначительными изменениями, продолжает скрыто или явно существовать и сейчас. Правда, в последнее время делаются попытки рассматривать поэтическое творчество Ломоносова в исторически-органической связи с русской литературной традицией XVII—начала XVIII в., с одной стороны, и с латинской поэзией -- античной и новоевропейской (включая сюда и русскую), с другой. Однако для всестороннего и глубокого уразумения литературной позиции Ломоносова этого еще далеко не достаточно: литературная осведомленность великого поэта, т. е. круг литератур и писателей, с которыми он был знаком и которые в той или иной форме привлекали его внимание, была, как выясняется сейчас, значительно шире, чем обычно принято думать, и вовсе не ограничивалась античностью, немецкой и французской поэзией XVII—начала XVIII в. и русским силлабическим стихотворством того же периода.

Расширение наших знаний о литературной осведомленности Ломоносова имеет большое историко-литературное и теоретическое значение: мы получаем более полное и точное представление о том, что он регулярно знакомился с тогдашними источниками литературной информации, следил за новыми трудами, которые оповещали современных ему читателей о произведениях малоизвестных и совсем неизвестных литератур, что его внимание привлекали переиздания сочинений классических авторов античных и европейских, что, следовательно, поэзия не в меньшей мере, чем наука, составляла предмет его постоянных и усердных занятий. Сейчас, когда- Ломоносов-ученый, Ломоносов-физик и химик почти полностью заслонил Ломоносова-поэта, этот, хотя не новый, но очень своевременный вывод должен сыграть свою важную положительную роль.