Сергей Сивоконь - Веселые ваши друзья

Видите, даже у взрослого мужчины при одном взгляде на крысу «душа уходила в пятки», хотя крыса была за стеклом. Что же говорить о девочке, смертельно боящейся крыс! Что она-то должна была испытывать в эту минуту…

Понятно отчаяние Таниных товарищей: они не меньше «трикотажей» были убеждены, что девочка не вынесет такой пытки. А между тем…

«Таня крепко зажмурила глаза. Все сильней и сильней дрожали ее сжатые кулаки и худенькие плечи.

Крыса часто останавливалась, сворачивала в сторону, но все же приближалась к ней. Вот она вошла в бочку, обнюхала дрожащий кулак и, неожиданно вскочив на Танину руку, стала карабкаться на плечо. Не разжимая глаз, Таня широко открыла рот. И Лёня понял, что сейчас раздастся тот истошный, пронзительный визг, который раздался вчера вечером на линейке „трикотажей“. Но визга он не услышал. Таня сжала зубы и больше не делала ни одного движения. А крыса забралась на ее плечо и подползла к шее. Ее белые усики шевелились возле самого Таниного уха…

Где-то далеко прозвучал горн. В ту же секунду крыса вылетела из бочки. Дрыгая лапами, она взвилась вверх и исчезла».

Теперь уж «трикотажи» не сомневаются в своей ошибке: мыслимо ли, чтобы та пискля и трусиха вынесла такую пытку! Они снимают осаду с погреба. А товарищи Танины, ко всему прочему буквально умирающие от жажды, молча смотрят на нее, потрясенные увиденным…

Разве не подвиг описан здесь? Самый настоящий подвиг. Что из того, что совершается он не в тылу у фашистов, а в детской игре? Разве чтобы вынести такое испытание, меньше нужно физических и душевных сил, чем на самом страшном допросе? Я абсолютно уверен: нет, не меньше.

Но если это всего лишь игра, да притом детская, то, может быть, глупо расходовать столько сил: да пропади всё пропадом, к чему такие мученья?.. Нет, не глупо, утверждает писатель. Это и есть подготовка к подвигу. А к настоящему подвигу и готовиться надо по-настоящему. Без «липы».

Можно ли согласиться после этого с критиком И. Андреевой, которая пишет о Сотнике: «Каждый его рассказ — забавная игра»? Мы только что видели, что даже рассказ, сюжетом которого является настоящая игра, не очень похож на игру. Тем более на игру «забавную».

Такой рассказ, как «Белая крыса», не мог бы написать Носов. Он написан в совершенно ином ключе.

В то же время для Сотника такой рассказ типичен. Почти все его произведения, начавшись как смешные, по ходу сюжета выливаются в серьезные, драматические, реже — лирические. Буквально в каждом из них мирно уживаются юмористическая, я сказал бы даже — комедийная стихия (чуть не из каждого рассказа Сотника могла бы вырасти небольшая комедия) и стихия лирико-драматическая. Они именно уживаются , как бы сосуществуют, не вступая друг с другом в конфликт и даже почти не соприкасаясь. Чувствуется, что это не случайная черта, а выражение позиции автора.

Юмористов, пишущих для детей (да и всяких других, впрочем), можно разделить по самым различным признакам: по силе и окраске смеха, по соотношению серьезного и смешного, по тяготению их к комизму слова или положения и т. д.

Но можно взглянуть на них и с иной стороны.

Дело в том, что одни юмористы, можно сказать, помнят, что они юмористы, и нередко даже подчеркивают это (С. Михалков, В. Голявкин, Э. Успенский). А другие как бы не помнят этого. Есть и промежуточная группа писателей, которые, с одной стороны, вроде бы не отрицают, что они юмористы, а с другой, однако, и не подчеркивают этого.

Юрий Сотник, пожалуй, и принадлежит к этой, последней группе. Он готов нести свой «крест» юмориста, но в практике своей старается эту роль забыть. В этом смысле он напоминает Гайдара или Пантелеева, которые настойчиво искали пути к смешному, но вовсе не считали, что создают юмористику.

Впрочем, в отличие от Гайдара и Пантелеева, у Сотника почти не встретишь смешных фраз — ни в речи повествователя, ни в речи героев: Сотник принципиально не признает «юмора смешной фразы», как он выражается (то есть, на языке теории, комизма слова). Не признает ни у себя, ни у других. «Я предпочитаю танцевать от характеров», — говорит он.

Особенно не по нутру ему нарочито нелепые выражения и фразы, когда милиционер выражается слишком казенно, деревенская женщина — неграмотно и т. п.

Но как же тогда Сотнику удалось прослыть юмористом? Отчего, по словам серьезного критика Б. Сарнова, «читая книги Сотника или следя за делами и поступками героев его пьесы, буквально изнемогаешь от смеха»?..

Цель юмориста обычного, который «помнит», что он юморист, — рассмешить читателя. Не у всех эта цель главная (если она главная или даже единственная, итогом этого может быть только смех ради смеха). Но у каждого она есть.

Есть ли такая цель у Сотника? Поскольку он не отрицает своей принадлежности к юмористике, по-видимому, тоже есть. Но он убежден, что смех в художественном произведении должен возникать абсолютно естественно, как бы сам собой, без малейшего нажима со стороны писателя. Этим и объясняется тот поразительный факт, что «чистых» смешных фраз в книгах этого юмориста практически не найти.

Это не значит, что смешных фраз у Сотника вовсе нет. Но фокус-то в том, что смешны они не сами по себе, а неотрывно от складывающейся ситуации. И чтобы посмеяться над такой фразой, надо прежде войти в эту ситуацию, а для этого прочитать не меньше страницы текста.

Тут самое время сказать о таком понятии, как контекст . Понятие это нам, без сомнения, пригодится.

Контекст — это, попросту говоря, предлагаемые автором обстоятельства. Не зная этих обстоятельств, конкретных условий, в которых протекает действие, мы не можем правильно понять ни самих героев, ни поступков их, ни даже полного смысла произносимых ими слов.

Так сплошь и рядом бывает и в жизни. Если мы вошли в комнату, где рассказывается какая-то история, то, не зная истоков ее («контекста разговора»), мы можем не понять дальнейшего рассказа.

И тем более важен контекст в искусстве смеха. Чтобы посмеяться даже над простым анекдотом, мы предельно внимательно вслушиваемся в «предлагаемые обстоятельства». Ведь стоит пропустить какую-то деталь — и смех (а значит, и сам анекдот) может не состояться…

Ну а для стиля Юрия Сотника и тем более для его смеха контекст не просто важен, а жизненно необходим. «Предлагаемые обстоятельства» — это кирпичи, из которых возводится здание его юмористики.

Обратимся к рассказу Сотника «Человек без нервов».

Стремясь поразить своей отвагой Машу Брыкину, Лодя нарочно дразнит могучего колхозного быка Берендея, которого «вся деревня боится» из-за его крутого нрава. Лодя, конечно, думает, что бык надежно привязан, иначе он не стал бы так рисковать. Ведь на самом деле он побаивается даже «коров, а о быках и говорить нечего».