Юрген Вольф - Литературный мастер-класс

Когда-то манера Хемингуэя пользоваться краткими повествовательными предложениями породила такую волну подражателей, что его собственная проза стала напоминать самопародию. Раймонд Карвер на основе этого стиля разработал собственный. Возьмем, к примеру, этот отрывок из рассказа «Что не танцуете?», который входит в сборник «О чем мы говорим, когда говорим о любви»:

Мужчина шел по тротуару с пакетом из магазина. Сэндвичи, пиво, виски. Он увидел машину в проезде и девочку на кровати. Увидел включенный телевизор и мальчика на бордюре.

— Здрасьте, — сказал мужчина девочке. — Кровать нашли. Хорошо.

— Здрасьте, — ответила девочка и встала. — Я просто попробо­вала. — Она похлопала по кровати. — Неплохая кровать.

Я не хочу сказать, что простота и ясность всегда требуют столь лаконичного стиля. Писательская манера Грэма Грина была более приближена к общепринятой, но его стилем все равно восхищаются. Известный своей язвительностью Ивлин Во считал это отрицательной чертой, полагая, что у Грина «не было вообще никакого собственного стиля». Однако большинство критиков и миллионы читателей с ним не согласны. Вот вам для примера начало романа Грина «Комедианты», действие которого происходит в Гаити:

Когда я перебираю в памяти серые монументы, воздвигнутые в Лондоне полузабытым героям былых колониальных войн, — генералам на конях и политическим деятелям во фраках, которых и подавно никто не помнит, мне не кажется смешным скромный камень, увековечивший Джонса по ту сторону Международного шоссе, которое ему так и не удалось перейти, в далекой от его родины стране, — впрочем, я и по сей день не знаю, где была его родина. Но он жизнью заплатил за этот памятник — пусть и против своей воли, — а вот генералы обычно возвращаются домой невредимыми, и если платят за свои памятники, то лишь кровью своих солдат; что же до политиков — кого интересуют мертвые политики, кто помнит, за что они ратовали при жизни?

Грин тоже был довольно язвительным человеком, но после смерти Ивлина Во назвал того лучшим писателем своего поколения. Критик Клайв Джеймс описал стиль Во как «незамутненно элегантный». Вот пример — начало «Возвращения в Брайдсхед»:

Я бывал здесь раньше, сказал я; и я действительно уже бывал здесь; первый раз — с Себастьяном, больше двадцати лет назад, в безоблачный июньский день, когда канавы пенились цветущей таволгой и медуницей, а воздух был густо напоен ароматами лета; то был один из редких у нас роскошных летних дней, и, хотя после этого я приезжал сюда еще множество раз при самых различных обстоятельствах, о том, первом дне вспомнил я теперь, в мой последний приезд.

Вы можете выбрать собственный стиль и без потери простоты и ясности.

Еще в большей степени эти качества требуются для сценариев. Агенты, продюсеры и другие профессионалы, которые читают их, привыкли к относительно кратким повествовательным описаниям. Но это не значит, что сценарии не могут обладать стилем. Вот, например, описание из сценария «Успеть до полуночи», написанного Джорджем Галло:

Сцена. «Олдсмобиль» — ночь.

Водитель берет сигарету Camel. Подносит к губам. Зажигает зажигалкой Zippo. Пламя освещает лицо Джека Уолша. Сильное. Осунувшееся. Взгляд убийцы. Человек-скороварка, всегда готовый взорваться. Пламя танцует на его лице. Идет голубой дымок. Пламя затухает.

Конечно, во всем сценарии не такая концентрация деталей, но это наше первое знакомство с Уолшем, и Галло сразу показывает, что это герой, словно пришедший из фильмов жанра нуар.

А вот как сценарист Чарльз Бернетт вводит своего героя Гидеона в сценарии фильма «Заснуть во гневе»:

Сцена. Комната — день.

Гидеон, сильный, хотя и пожилой чернокожий, сидит за столом, на котором стоит большая тарелка с фруктами. Со стола свисает скатерть, вязанная крючком. Гидеон одет в белый костюм и обут в броги. Шляпа низко надвинута на глаза — два уголька, отливающих зеленым. Фрукты в миске охвачены огнем.

В обоих случаях тон описания соответствует общему тону сценария и при сохранении ясности изложения задает индивидуальный стиль сценариста.

К ДЕЛУ.Перечитывая фрагмент собственного произведения, оцените, помимо прочего, насколько ясно вы изложили:

где происходит действие;

что происходит;

кто говорит.

Диалог без вводных реплик может ввести читателя в замешательство, как и герои с похожими именами или же слишком большое количество героев (для русских мастеров в последнем случае читатели делают скидку, но вовсе не факт, что право на нее дадут и вам).

Это не значит, что необходимо прописывать абсолютно все, но важно давать читателю достаточно информации, чтобы он сам все понял.

Есть опасность, что совершенно понятные для вас моменты могут запутать читателя. Вот почему важно, чтобы вам пришел на помощь знакомый или друг, которому вы доверяете, для получения обратной связи. И это не обязательно должен быть писатель. Иногда даже лучше, чтобы это не был писатель, потому что часто писатели начинают рассказывать, как исправить то, что кажется им неправильным, хотя на самом деле они просто имеют в виду, что описали бы это иначе. Более непритязательный читатель часто даст более полезные отзывы, особенно если в повествовании окажутся такие моменты, которых он не поймет или за которыми не сможет уследить.

Чехов придерживался весьма определенного мнения по поводу выразительности (как, впрочем, и по поводу многого другого):

По моему мнению, описания природы должны быть весьма кратки и иметь характер à propos. Общие места вроде: «Заходящее солнце, купаясь в волнах темневшего моря, заливало багровым золотом» и проч. «Ласточки, летая над поверхностью воды, весело чирикали» — такие общие места надо бросить. В описаниях природы надо хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина. Например, у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка и т. д.

Он критиковал в связи с этим Максима Горького:

Начну с того, что у Вас, по моему мнению, нет сдержанности. Вы как зритель в театре, который выражает свои восторги так несдержанно, что мешает слушать себе и другим. Особенно эта несдержанность чувствуется в описаниях природы, которыми Вы прерываете диалоги; когда читаешь их, эти описания, то хочется, чтобы они были компактнее, короче, этак в 2–3 строки.

Марк Твен высказывает свое мнение по вопросу выразительности довольно емко: