Энн Ламотт - Птица за птицей. Заметки о писательстве и жизни в целом

К ним я не испытываю никаких дурных чувств. Но эта знакомая часами вынуждала меня висеть на телефоне и расписывала, как у нее все хорошо. От каждой такой беседы мне хотелось заорать. Недовольство сочилось из меня, как смола из дерева.

Я твердо верю в то, что жить надо как будто завтра умрешь. Только тогда будешь свободна. Близость смерти учит внимательно относиться к людям, прощать, не копить мелочных обид. Так что всякий раз, когда звонила та приятельница, я старалась быть добрей и прощать нас обеих. В те дни мне много доводилось общаться с одной дамой с юга. Та все время и по любому поводу восклицала:

— Потрясающе! Просто пат-ррря-са-ю-ще!

И вот когда мне звонила заклятая подруга и выдавала очередную порцию новостей (всегда очень скромно, как благовоспитанная протестантская девочка на конкурсе красоты своего штата), я выслушивала и говорила:

— Да ты что? Пат-ррря-са-ю-ще!

Она отвечала:

— Я знаю, ты за меня рада. А вот кое-кого просто бесит, что у меня все так сложилось!

На что я твердила:

— Ну конечно, я рада! Это же просто пат-рря-са-ю-ще!

Хотя мне очень хотелось попросить адреса и телефоны тех, кого бесил ее успех.

Иногда я клала трубку и плакала.

Вскоре пришлось звать друзей на помощь.

Один из них напомнил мне слова Джин Риз [56] Джин Риз (настоящее имя Элла Гвендолин Риз Уильямс, 1890–1979) — писательница-романист из Доминики, самое известное произведение — «Широкое Саргассово море» (приквел к роману Шарлотты Бронте «Джейн Эйр»). Прим. ред. : все мы, писатели, — реки и впадаем в одно море; когда прибудет у одного, прибудет у всех, и нет личного успеха, а есть общая победа. Я сказала ему, что он бесчувственный и злобный тип.

Психотерапевт объяснил мне, что зависть — эмоция вторичная и порождается чувством отверженности и ущербности. Если я справлюсь с застарелыми обидами и перестану считать себя обделенной, то и зависть утихнет. Я попросила выписать успокоительное, но он сказал, что заклятая подружка послана в мою жизнь, чтобы я могла примириться с собственным прошлым. Что во мне говорит память тех лет, когда я считала, будто все окружающие семьи счастливей и благополучней, чем наша.

Что я сравниваю свой внутренний мир с внешним впечатлением от другого человека. И что надо просто переболеть этим всем, чтобы изжить его. Я и болела, да еще как!

Приятельница все звонила и томным голосом южной аристократки изрекала:

— Даже не знаю, за что Господь послал мне столько денег в этом году.

Я делала несколько глубоких вдохов и отвечала:

— Ну это же просто пат-ррря-са-ю-ще!

Никогда в жизни я не чувствовала себя такой убогой.

Потом я позвонила одному очень мудрому писателю. Когда-то он состоял в Обществе анонимных алкоголиков; теперь помогает другим бросить пить и вообще сориентироваться в жизни.

Я спросила, что он посоветовал бы человеку на грани нервного срыва, вызванного, скажем, завистью.

— Обычно я просто слушаю, — ответил он. — Мне вечно рассказывают длинные запутанные истории о себе любимых.

А я потом говорю одно из трех. Или «угу», или «хм-м-м», или «какой ужас!».

Я засмеялась и выложила все про свою отвратительную подружку и ее творческие успехи. Он выслушал, помолчал секунду и сказал:

— Угу…

Затем я пошла еще к одному другу — полноватому пьющему католическому священнику-гею. Я спросила:

— Ты кому-нибудь завидуешь?

Он ответил:

— Сложный вопрос… Иногда видишь — идет вроде бы ровесник, только стройный, подтянутый. Смотришь на себя, понимаешь, что тебе таким не быть. А с другой стороны, смотришь на него: так бы и ущипнул! Как думаешь, это у меня зависть или вожделение?

Ни от кого мне не удалось добиться слов, которые прогнали бы мою зависть или хотя бы превратили ее во что-то плодотворное.

Я чувствовала себя злобной сводной сестрой из «Золушки».

Когда я пожаловалась очередной подруге, она прочла мне строки, написанные одним индейцем сиу: «Иногда я жалею себя. Однако и в такие часы великий ветер несет меня от края до края неба».

Это очень красиво, сказала я, но мне так плохо!

И все же от этих строк во мне что-то сдвинулось. Как будто первая трещинка прошла по стене моей тюрьмы. Я ждала мгновенного избавления: чтобы меня коснулась волшебная палочка Бога и я снова стала бы нормальной и цельной, как тостер после ремонта. Но вышло совсем иначе: меня отпускало понемножку, день за днем.

В одном из воскресных выпусков New York Times мне попался шуточный стишок Клайва Джеймса [57] Клайв Джеймс (род. 1939) — британский теле- и радиоведущий, публицист, литературный критик, писатель, режиссер. Прим. ред. ; он назывался «Посрамленный враг» и начинался строками:

Ох, как же мне сразу полегчало! Как прекрасно было открыть, что не я одна такая ревнивая и завистливая, да еще обнаружить, что над всем этим можно посмеяться! Я обзвонила всех, к кому ходила за советом, и прочла им стишок. Каждый сразу узнал ситуацию и разрыдался от хохота.

Еще один шаг к выздоровлению мне помогла сделать подруга Джуди. Она подсказала, что главное — не прекратить ревновать и завидовать, а просто не позволять этим чувствам перерасти в презрение к себе. За попытки радоваться успехам другой писательницы Джуди обозвала меня дурой. Вы не представляете, как мне это помогло. Все же я выросла в культуре, где поощряется состязательность и ненасытная жажда победы, где внушают, что необходимо зарабатывать сотни тысяч долларов в год, — и стыдят, если ты завидуешь или боишься навсегда остаться в тени более удачливых соперников. Моя реакция была обусловлена всей моей жизнью.

Поняв это, я начала заново обретать чувство юмора. Я сказала себе: хочешь знать, как Господь относится к деньгам, — посмотри, кому Он их посылает. Сразу стало очень весело, хоть у меня и есть вполне «денежные» близкие друзья. Я припомнила, что люди, которые стремительно богатеют, часто плохо кончают: взять хоть героев греческих трагедий. Значит, я (человек, богатеющий медленно, а если совсем честно — не богатеющий совсем) застрахована от ударов судьбы! Я не буду влачить остаток жалких дней среди отбросов городского дна. Это уже кое-что. В конце концов, у меня и так плохо с нервами. Не хватало еще напоследок стать героиней отвратительной драмы трущоб и каменных джунглей! Кому это надо?

Затем я начала писать про зависть. Стоило исследовать темные закоулки собственной души, чтобы пролить свет на наши общие человеческие слабости. Что ж, иногда мы бываем жалкими и отталкивающими — особенно когда завидуем другим. Но лучше прочувствовать это, и обсудить, и преодолеть, чем всю жизнь молча отравлять себя изнутри.