Вениамин Каверин - Письменный стол

Я прекрасно помню профессора Такуя Хара, Таку Эгава, Госука Утимура, Тадао Мидзуно и бережно храню подарок первого из них. Прошу Вас передать им всем мои сердечные приветы. Это прекрасно, что Вы организовали группу молодых исследователей, интересующихся нашей литературой двадцатых годов. К сожалению, я разъехался с девушкой, которая оставила мне Ваше письмо, и не мог, таким образом, расспросить её о Ваших работах. О «Серапионовых братьях», которыми Вы особенно интересуетесь, были написаны не только статьи, но и книги.

Отвечаю на Ваши вопросы.

1. Вы правы, предполагая, что я иначе думаю о своих ранних фантастических произведениях, чем в молодые годы. Что касается рассказа «Одиннадцатая аксиома», который положил начало моему знакомству с Горьким, он никогда не был напечатан, потому что своеобразный приём параллельного развития сюжета, который я в нём использовал, был не равен моему детскому тогда неумению писать. Рукопись его хранится в моём архиве.

2. Мои взгляды по поводу того, «как» писать и «что» писать, не изменились, и мне кажется, что в книге «Вечерний день», которую Вы, кажется, читали, я с полной очевидностью подтвердил это. О том, как я оцениваю роль сюжета в литературе, я много писал в книгах «Освещенные окна», «Собеседник», «Здравствуй, брат, писать очень трудно…». Мастер ли я в этой области, не мне судить.

3. Я думаю, что понятие праздничности, которым Вы пользуетесь, оценивая литературу 20–х годов, отражает только одну её сторону. Кукольный театр, любовь Ю. Олеши к цирку, балаганная сцена, на которой выступали Даниил Хармс и другие «обёрнуты», — все это далеко не исчерпывает всей сложности той борьбы между направлениями, которая в 30–х годах резко изменилась. Эта борьба превратилась в совсем другое явление: борьбу между литературой подлинной и мнимой.

4. Вы правы: группа «обёрнут» — «потерянное» звено советской литературы. Между «Серанионовыми братьями» и «обэриутами» не было никаких отношений, потому нго время, когда они появились, для «Серапионовых братьев» было «началом конца». Проза Хармса почти неопубликована. Я был с ним в очень хороших отношениях, которые, однако, нельзя назвать дружескими.

5. Воспоминания В. Катаева («Алмазный мой венец») совершенно недостоверны и не представляют собою никакой цены для источниковедения. Только один пример: он пишет, что я привёл Лунца к нему в 1923 году и что Лунц читал в его доме рассказ, который заставил Катаева и его друзей смеяться до упаду. Но Лунц читал свой рассказ в Союзе писателей, а не у Катаева, а я познакомился с Катаевым в 1932 году и никогда не приводил к нему Лунца.

6. Встречу Олеши с «Серапионовыми братьями» я бы, конечно, запомнил, если бы она состоялась.

7. Предисловие к «Пятому страннику» в новом собрании сочинений восстановлено.

8. Книга «Легендарная жизнь и достойная смерть Петрушки» существует и находится у меня, но она напечатана на ротапринте. Всё, что известно о Кумминге в нашей литературе, я рассказал в книге «Освещенные окна». Евгений Кумминг покинул родину в 1921 году, и с тех пор я о нём ничего не знаю. «Настоящий ливанский кедр» не имеет никакого особенного смысла. Это не опечатка. Кедр действительно ливанский, то есть привезён из Ливана. Это дерево широко распространено у нас на юге. Я передам М. Кулаковой, что Вы считаете её книгу «Мастерство Ю. Олеши» прекрасной. Совершенно с Вами согласен.

9. Вы ошибаетесь, считая, что в Советском Союзе не существует фантазии как литературного жанра. У нас есть отличные писатели–фантасты, и я думаю, что этому жанру предстоит большое будущее. Я сам в настоящее время пишу фантастическую, но отнюдь не научную повесть{«Верлиока».}.

Буду рад и в дальнейшем переписываться с Вами и постараюсь быть полезным в Вашей работе, имеющей значение для изучения русской литературы в Вашей стране.

С уважением

Ноябрь 1980, В. Каверин

Мицуёси Нумано

Дорогой Мицуёси Нумано!

Благодарю Вас за перевод моей книги{«Конец хазы».}. Я получил Вашу книгу даже в двух экземплярах, чему я очень рад, потому что один из них может поступить в библиотеку Союза писателей. К сожалению, я не могу оценить достоинства Вашей работы, и остаётся пожалеть, что в юности я принялся изучать арабский язык, а не японский, как советовал мне наш гениальный лингвист Е. Д. Поливанов. Впрочем, я не сомневаюсь, что перевод превосходен. Очень хорошо, что Вы приложили к переводу длинную статью, название которой: «Спящему человеку снится сон, а спящему сну снится человек», — мне очень нравится. И я Вам очень благодарен за то, что Вы познакомили японского читателя со статьёй моего друга Льва Лунца «Почему мы Серапионовы братья». Вы правы, это кредо и до сих пор далеко не потеряло своего значения.

Что касается первого тома, который я Вам прислал, должен заметить, что он печатался по первоисточникам. Лишь два или три рассказа подверглись небольшим изменениям. Рецензий до сих пор нет ни одобрительных, ни отрицательных. Впрочем, два очень талантливых литературоведа пишут обо мне книгу и начинают её с очень тонкого разбора моего первого тома.

Я получил изданный Вами сборник статей о русской литературе 20–х годов и вновь прочёл Вашу работу, посвящённую Ю. Олеше, мнение о которой я сообщил Вам в прежнем письме.

С нетерпением жду второй выпуск Вашего сборника и счастлив, что традиции моей юности ещё живут в деятельности «токийских Серапионов».

Желаю Вам счастливой поездки в США. Ваши занятия компаративистикой кажутся мне весьма перспективными. Но, конечно, хорошо было бы встретиться с Вами в России.

Крепко жму руку

В. Каверин

1981

Л. И. Миниваровой

Уважаемая Людмила Ивановна!

Ваше письмо я прочёл с чувством благодарности. Вы заметили в моей повести «Верлиока» то, что критика не только не замечает, но уже давно разучилась замечать. О стиле у нас почти не пишут. Между тем значение его неоценимо. Почти никто не думает, как Вы, что «язык — это ещё полдела». Это признак, по которому я с первой страницы любой книги угадываю, стоит ли её читать или нет. Вы верно поняли, что зло характерно для всех времён и народов и что бороться с ним вернее всего с помощью искусства. В особенности удовлетворило меня Ваше чувство защищённости. Об этом любой писатель может только мечтать. И Ваше понимание жизненной необходимости открывать зло и называть его по имени, как бы это ни было трудно, необходимо. Прежде всего для тех, кто держит в руке перо. И Вы ошибаетесь, думая, что меня может не заинтересовать Ваше письмо. Это одно из редких читательских писем, которое стоит серьёзной критической статьи.

Благодарю Вас

14.4.82 г. В. Каверин

Олег Рисс. Ленинград, 24 октября 1982 годя