Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

— Вы думаете?

— Я уверен. Это измена русскому духу. Из европейского цейхгауза надо взять самое нужное, а он вместе с необходимым загреб и зарубежный хлам…

Но, видимо, не надо было и Иванову переезжать из города на Неве в Москву. Ибо здесь, в 1920-м, он похоронил и третью свою жену — 30-летнюю Веру, умершую от туберкулеза в клинике МГУ. Здесь, вслед за дочерью Лидией, пошел работать «к большевикам» в Наркомпрос заведовать историко-театральной секцией театрального отдела, которым руководила тогда Ольга Каменева (сестра Льва Троцкого). Б. Фрезинский пишет, что 4 августа 1919 г. Вяч. Иванов посвятил этой «фурии» (по образованию — дантистке) льстивое стихотворение, которое обнаружил в архиве ИМЛИ Дж. Мальмстад: «Во дни вражды междуусобной // Вы, жрица мирная народных эвменид, // Нашли в душе высокой и незлобной, // Что просвещенных единит… // Вкруг Вас, порывистой, вкруг Вас, нетерпеливой. // И полюбились нам Ваш быстрый гнев и лад, // Нрав опрометчивый, и Борджий профиль властный, // И черных глаз горячий взгляд, // Трагический, упорный, безучастный… // И каждый видит Вас такой, — но каждый рад // Вновь с Вами ратовать, товарищ наш прекрасный…»

Это он-то, написавший уже злые контрреволюционные «Песни смутного времени», которые при всем желании не смог бы напечатать (и отказался) даже либеральный Самуил Алянский. И здесь, наконец, после посещения Иванова каким-то священником к ним ночью вломилась ЧК. «Открывайте, вставайте, одевайтесь!» — вспомнит этот эпизод Лидия Иванова. Она спала не только одетая, но в шубе, и помнит, что единственное, что ее тяготило в эту минуту, — это то, что надо было вылезать «из своей теплой норки». Оказывается, чекисты искали того священника, который ушел от них накануне…

Последний год Вяч. Иванова запомнит бывавшая здесь его ученица — поэтесса Ольга Мочалова. Она тоже сравнит его с птицей: «Женственность, младенческая беспомощность опущенных рук, что-то от птицы, от камня, от колебанья ветвей. Лицо ученого, мудреца, провидца. Изящество каждого слова и каждого шевеленья. Как милостиво и сдержанно принимал он пищу… Говорили, что еще в гимназические годы он умел усмирять юношей-кавказцев, которые бросались друг на друга с кинжалами во рту…» И сравнит его… с Генриком Ибсеном.

Отсюда друзья сначала устроят поэта в «Здравницу для переутомленных работников умственного труда» ( 3-й Неопалимовский пер., 5— 7), где его «эстетическая пикировка» с философом М. О. Гершензоном превратится в книгу «Переписка из двух углов» (о чем я еще расскажу в дальнейшем, показав дом, где это случится), а затем — помогут «бежать» в Баку, бросив здесь, в Афанасьевском, все: библиотеку, рукописи, письма. Через четыре года он переедет в Италию, где проживет до самой смерти в 1949 г. Но останется в стихах, в философии, в ученых записках и — в мемуарах десятков людей.

28. Афанасьевский Бол. пер., 7(с.), — Ж. — в 1910-е гг., в дворовой пристройке — прозаик, драматург, журналистка — Анастасия Алексеевна Вербицкая(урожд. Зяблова).

Модной Вербицкая стала после выхода в 1909 г. романа «Ключи счастья» (в 1913-м был экранизирован Я. А. Протазановым и В. Р. Гардиным), в котором впервые поднималась проблема «сексуальной свободы женщины». Тираж этой книги стал сумасшедшим для России — 280 тыс. экз. Но после революции Наркомпрос принял решение сжечь весь склад книг писательницы «за порнографию, юдофобство и черносотенство». Вербицкая потребовала «гласного суда», и комиссия, созданная Вацлавом Воровским, директором Госиздата, через три месяца признала книги «безвредными». Увы, после убийства Воровского в 1924-м ее книги все-таки запретили и изъяли из библиотек и читален.

Обложка современного издания книги «Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима»

Через четыре года Вербицкая скончалась. Сын ее стал актером МХАТа, а внук — это мало кто помнит ныне — тоже мхатовец, стал известен по роли Печорина в фильме «Княжна Мэри», вышедшем на экраны в 1955 г.

Наконец, в этом же доме, но в основном здании, в семье эстонского купца Павла Иваскаи его жены Евгении Александровны Фроловой, родился в 1907 г. и жил с родителями до эмиграции в 1920-м — будущий поэт, критик, историк литературы — Юрий Павлович Иваск. И здесь же, в 1910-е гг., жил литератор, историк, переводчик и педагог Николай Альбертович Кун. В этом доме в 1914 г. Кун написал книгу «Легенды и мифы Древней Греции», изданную первоначально под названием «Что рассказывали греки и римляне о своих богах и героях» («Легендами и мифами» книга стала только в 1940 г.).

29. Афанасьевский Бол. пер., 8(с.), — дом Лаптевой. Ж. — в 1835−1837 гг., за три года до смерти от туберкулеза (он умрет во сне, как святой) — поэт, прозаик, драматург, философ, социолог и критик Николай Владимирович Станкевич. Оба — Николай Станкевич и его младший брат Александр с детства решили стать писателями и стали ими.

Здесь, в этом доме, собирался знаменитый философский «кружок Станкевича». О чем рассуждали «любомудры»? «О Боге, о правде, о поэзии», но все сводилось к «свободе личности» человека и к «самосовершенствованию», корнем которого является «любовь».

Обложка первого издания «Ключи счастья»

Женщину Николай Станкевич называл «святым существом», но брака, пишут, «так и не познал». Он не был ученым «сухарем», три больших романа его жизни вместили в себя все: и первые объятия в карете, когда лошади, испугавшись грозы, понесли («о как прекрасно это было!»), и несостоявшуюся дуэль его друга Михаила Бакунина, заступившегося за любовь Станкевича к его сестре Любе, и неожиданную смерть его возлюбленной в 1838-м, от которой остались письма и засохшие цветы, и «любопытство природы», приведшее однажды философа в публичный дом, и, наконец, новый роман, но уже с младшей сестрой Михаила и Любы Бакуниных — замужней Варварой Дьяковой, на руках которой наш романтик, искавший всю жизнь «идеал», и скончался…

«Белинский на собрании кружка Станкевича» (1948) Б. И. Лебедев

Он был харизматичен, умел увлечь, вдохновить, возглавить. Мало кто знает, что именно Станкевич прозвал Белинского «неистовым Виссарионом». Его друг, Т. Н. Грановский, так отозвался о Станкевиче после его смерти: «Он был нашим благодетелем, нашим учителем, братом нам всем, каждый из нас ему чем-нибудь обязан. Он был мне больше, чем брат. Десять братьев не заменят одного Станкевича… Это половина меня, лучшая, самая благородная моя часть, сошедшая в могилу…»