Георгий Адамович - «…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967)

Когда Вы соберетесь сюда? Рейзини [11]мне говорил об этом так туманно, что должен спросить у Вас. Приезжайте!

Сердечный привет от Сони [12].

Ваш

Посткрыптум <���так!> забыл — мы очень рассчитываем на Вашу библиографию, рецензии на книги, театр, синема, картины и письма отовсюду, где Вы будете.

Еще хочу сказать, что, когда мы говорим «без политики» — это значит без мелкой партийно-фракционной полемики, которой набивались толстые журналы. Но есть политика — миро-отношение, без которого нет жизни и не может быть смысла в наших «Опытах». Вы меня понимаете. Такой политики мы от Вас и ждем!

11.1. 53

Дорогой Георгий Викторович

Вы должны быть в Англии [13]; Вы мне нужны по следующему делу:

В программу «Опытов» входят так наз<���ываемые> анкеты — Вы знаете, что это такое. Мы хотим задавать в каждом № наших сборников по одному вопросу иностранцам; вопросы должны быть интересны русским читателям; то, что нас интригует больше всего — узнать о России, об ее отношении к остальному миру, о нас самих; вопросы могут быть узко литературными, предпочтительно, однако, более широкие, на темы общественно-культурные, но не политические.

Так вот, какой такой вопрос задать им для первого №? Я Вас спрашиваю. В зависимости от вопроса, содержания его, мы и напишем и адресуем либо философам, либо писателям, или политикам, или поэтам, словом, каждому свое. Француз, англичанин, немец, американец и, возможно, итальянец — каждый крупного калибра — должен будет отписать нам ответ, а люди эти, за редчайшими исключениями, ответчивые. Что Вы думаете обо всем таком? [14]Будьте тоже ответчивы и веселы — пишите, жду.

Ваш

14/I-1953

104, Ladybarn Road Manchester 14

Дорогой Роман Николаевич,

Простите, что отвечаю с опозданием. Я в Париже не жил на rue de Ponthieu [15], где живу обычно, — из-за того, что там испортилось отопление.

Письмо Ваше затерялось у консьержки, и получил его я только накануне отъезда в Манчестер.

Вы меня обрадовали сроком присылки рукописи — 15 февраля. Я боялся, что надо спешить, а значит, времени еще много: походить, пожить со всякими мыслями и даже «переспать» с ними, как выражается Крымов [16].

Насчет новой и заслуживающей внимания прозы — ничего утешительного сказать не могу. В Париже кое-что есть, но качества среднего и Вам известного. О новых талантах что-то не слышно. Да и вообще я на своем веку имел случай прочесть только две рукописи действительно талантливые и подписанные никому решительно не известными именами (Агеева «Кокаин» [17]и Емельянова «Свидание Джима» [18]).

«Jamais deux sans trois» [19], но едва ли поговорка тут оправдается. Если что-либо узнаю — конечно, Вам сообщу.

А что журнал Ваш будет «без политики» в мелком, повседневном и партийном смысле слова — очень хорошо. Как хорошо и то, что «политика» в ином значении — в нем будет. С мелкой политикой невозможно жить, без большой — тоже нет жизни, и все тогда превращается в детское баловство или в сумасшедший дом.

Кто и что будет в «Опытах» вообще? Признаюсь, у меня есть некоторое опасение, что в них будет уклон к блаженной памяти «Числам» с их запоздалым модернизмом и чем-то мало-русским по духу. Я в таком уклоне ничуть Вас не заподозреваю, но при необходимости (надеюсь!) как-то отмежеваться от нео-Маминых-Сибиряков и всего ди-пийского нео-передвижничества может сам собой возникнуть эскепизм a tout prix [20]. Очень трудно найти и провести верную, нужную линию.

В Нью-Йорк я попаду едва ли. Во всяком случае, не теперь. Да и Рейзини, меня приглашавший, умолк.

Передайте, пожалуйста, сердечный поклон и привет Софье Михайловне.

Искренно Ваш Георгий Адамович

104, Ladybarn Road Manchester 14

18/I-1953

Дорогой Роман Николаевич,

Послал Вам письмо три дня тому назад, а вчера получил Ваше от 11-1. По-моему, первый вопрос (т. е. в первом №) в журнале литературном должен быть тоже литературным.

Не подойдет ли такой вопрос:

— Считаете ли вы, что русская классическая, дореволюционная литература принесла с собой нечто новое, незнакомое западному миру? Если считаете, представляется ли вам воздействие таких писателей, как Толстой и Достоевский, благотворным или, наоборот, разрушительным?

Я не настаиваю ничуть на формулировке. Туже мысль можно высказать иначе, например, не называя имен Т<���олстого> и Д<���остоевско>го. Можно не говорить о «воздействии», а спросить, представляется ли «дух и содержание русской литературы чуждыми и даже опасными или, наоборот, благотворными».

Но самый вопрос — интересен и в лучшем, не мелочном смысле слова «актуален».

Буду очень признателен, если сообщите, что Вы решили.

Ваш Г. Адамович

31. 1. 53, –

Миами [21], где я временно.

Ваше письмо от 18 получил только вчера; вина, что так долго, — моя, я уехал на юг, и письмо переслали сюда этапным порядком, через контору.

Вопрос Ваш просто замечательный; лучшего не ищу и, хотя я еще не успел сговориться с Пастуховым, уверен, что пустим в № 1 именно его. Вы правы, может, не нужно называть Толстоевских, а, может, нужно — дайте подумать. Моя мысль ходила вокруг того же самого, не сумев как-то остановиться на нужных словах; Варш<���авский> предложил почти похожее, но не совсем: он спрашивал: читали вы русских и если читали, изменилось ли у вас от этого чтения чувство справедливости (вот это последнее слово, я думаю, недопустимо в обращении), между прочим, Алданов (я его приглашал в журнал, но он ответил, что, из-за МСЦ [22]он не может, ссора не прошла) хотел спросить, как «они» относятся к сов<���етской> литературе — по-моему, слишком мелко, как-нибудь в другой раз. Ваш же вопрос точно в пору и плодотворен, может зажечь страсти и получится крупный разговор — очень интересно.

Еще один только вопрос к Вам, после чего обещаю, что отстану: кого Вы бы стали спрашивать из французов? Я думал — Камю. Что Вы думаете? Стариков что-то не хочется, хотя, в смысле известности, они почище. Но кроме Камю, кого еще, ибо нужно иметь запасного? Вы их всех знаете. Заодно назовите англичан. Там я думал о таком Причэрде — критик и прозаик, средних лет, или вот Элизабет Боуэн [23]— сейчас пришло на ум, крупная дама-беллетрист. Буду ждать Ваших сообщений. Вы заметили, что, пока суть да дело, отвечаете Вы, дорогой Георгий Викторович.

Ваше первое письмо я получил в свое время — спасибо. Сказать мне на него было нечего, кроме того, что говорю сейчас, и еще, что у Вас не должно быть опасений, что наши «Оп<���ыты>» будут походить на покойные «Числа». Не думаю. Мое желание, если можно так сказать, «засвидетельствовать» наше время творчески: мыслью, чувством и самим человеком творящим, разрешая старый вопрос о том, в какой мере искусство может преобразить жизнь. Мы еще поговорим!