Елизавета Кучборская - Реализм Эмиля Золя: «Ругон-Маккары» и проблемы реалистического искусства XIX в. во Франции

И через много лет после драмы, унесшей Альбину и вернувшей в лоно церкви аббата Муре, доктор чувствовал боль, прикасаясь к незажившей ране. Видя на месте исчезнувшего с. лица земли волшебного сада Параду разровненные и расчищенные участки, продающиеся с публичных торгов, он признавался: «Каждый раз, когда я прохожу здесь, у меня разрывается сердце».

Но почему же? Ведь излечение некогда в Параду Сержа Муре — «один из самых чудесных случаев» в практике доктора Паскаля. Однако радость ученого была уничтожена непредвиденными результатами лечения. «Опыты ставишь замечательные, а выходит, что ведешь себя, как бесчестный человек», — горестно удивлялся он еще в «Проступке аббата Муре». Но, может быть, к искреннему сочувствию Паскаля племяннику примешивался холодноватый интерес экспериментатора; может быть, и есть малая крупица правоты в словах старой служанки Тэзы, винившей во всем случившемся лекарство, в которое так верил Паскаль, — Параду. «Кажется, сколько я его уговаривала. Но эти ученые крепко держатся того, что задумали. Есть и такие, что уморить вас готовы, чтобы только заглянуть, что делается у вас внутри». Так или иначе, доктор Паскаль «упрекал себя в этой смерти…смотрел на себя, как на соучастника преступления…обвинял себя, бормотал какие-то полупризнания, смутно намекая на тех, кто убил Альбину».

Опыт естествоиспытателя Паскаля, предпринятый с добрыми намерениями, но принесший вовлеченным в него непоправимые несчастья, а экспериментатору— тяжкое ощущение собственной вины, был задуман, казалось, безошибочно. Только атмосфера Параду с его владычицей Альбиной, «только она одна и могла спасти тебя от безумия», — говорил доктор Паскаль племяннику, ужасаясь неожиданному развитию событий. «Тень деревьев, свежее дыхание этой девочки, эта юность» должны были вернуть здоровье Сержу Муре. Данная часть опыта, размещенная в границах физиологии, принесла успех. Но затем объекты гуманного эксперимента — человеческие существа — сошли с линии, намеченной для них доктором Паскалем. Их поступки не были, а возможно, и не могли быть предусмотрены в выкладках, составленных без учета живой действительности. «Все-то я рассчитал. Вот что всего обиднее! О, какой я глупец!.. Вот что значит все время жить среди книг!.. Мог ли я подозревать, что все обернется так дурно?»

Доктор Паскаль ищет объяснение драмы, происшедшей в Параду и церковном доме, в том, что Серж с его психической уязвимостью и физической ущербностью является отклонением от нормы, той обезличенной, из механистических выкладок полученной средней нормы, которая требовалась для полного успеха опыта. «Да, да, я должен был заранее предвидеть, — сокрушался доктор, — ведь все это так логично. А из-за тебя это вышло чудовищно! Ты не такой человек, как другие!»

Но Альбина — «такая, как другие». И, однако, она еще более жестоко, чем Серж, поплатилась за эксперимент. В опыте излечения Сержа Муре судьба дикарки Альбины тоже была предусмотрена. «С другой стороны, девочка перестанет дичиться, ты ее очеловечишь, мы вместе сделаем из нее барышню и выдадим за кого-нибудь замуж, — рассказывал доктор Паскаль племяннику. — Вот как все превосходно выходило». Но и другая особь с самого начала повела себя в опыте не так, как ей было предназначено. «Очеловечивание» Альбины развивалось слишком бурно и не в заданном направлении, оно осуществилось в более глубоком и точном смысле слова, чем предполагал Паскаль, что и обусловило масштабы и драматизм развязки.

«Живая действительность почти на каждом шагу опровергала его теорию», — сказано о докторе Паскале, и это должно быть отнесено не только к его разысканиям в области наследственности. В судьбе Альбины прогноз доктора тоже встретился с «противодействием со стороны внешних обстоятельств и среды». Но не меньше зависело осуществление этого прогноза от индивида. Не абстрагированное среднеарифметическое, механически извлеченное из потока жизни, но именно Серж Муре, сын Франсуа и Марты, внук Урсулы, и Альбина, рано осиротевшая, оставшаяся после самоубийства отца на попечении дяди — вольтерьянца Жанберна, внесли в этот эксперимент отпечаток своей личности, особенности своего духовного и физического развития, свой малый жизненный опыт, — все то, что трудно выразить в абсолютных величинах. Однако без учета этих факторов невозможно было бы рассчитать даже предположительный результат эксперимента.

Доктор Паскаль констатировал: «…немного больше крови, немного больше нервов — и вот, пожалуйста, вся жизнь пошла насмарку!» Паскаль рассуждал как физиолог в узком смысле, внимание которого привлечено больше всего к тому, как происходит данное явление: «несколько клеток не дозрело, другие занимают их место, и перед нами уже не гениальный или просто порядочный человек, но мошенник или буйно помешанный».

Но сам Золя размышлял: экспериментальный роман «должен изучать, почему происходит то или иное явление. Вот его задача…смысл его существования и основа его морали… Он заменяет изучение абстрактного метафизического человека изучением человека подлинного, созданного природой, подчиняющегося действию физико-химических законов и определяющему влиянию среды» [142] Э. Золя. Собр. соч., т. 24, стр. 256. . Как эхо автора звучат в романе «Творчество» слова литератора Пьера Сандоза: «Изучаю человека таким, каков он есть, не метафизического картонного паяца, но человека как понятие физиологическое, выросшего в определенной среде, поступки которого зависят от совокупности восприятий всех органов чувств». Физиологию, психологию нельзя брать изолированно, «одно пронизывает собою другое, и в настоящее время обе они составляют единство, так как человеческий организм является общей суммой его функций».

Не раз Эмиль Золя говорил о «трех граммах субстанции». Эти несколько граммов субстанции, которые создают «то недолет, то перелет» и не поддаются механическому регулированию, при сохранении писателем точного значения понятия субстанциональности, всегда окрашены социальным опытом. «Поскольку действуют-то живые люди, — писал Золя, — они ломают все теоретические формулы, они страшно усложняют вопрос…» [143] Там же, стр. 498. . И в эксперименте, задуманном доктором Паскалем в лабораторных условиях, но осуществляемом в потоке жизни, без надзора экспериментатора [144] Доктор Паскаль с чувством вины припоминал, что Серж и Альбина были в Параду предоставлены самим себе, в то время как он сам не покидал своей лаборатории: «Я как раз ставил тогда большие опыты». , встретилось непредвиденное.

«Три грамма субстанции», придающие индивидуальности неповторимые черты, опрокинули расчеты экспериментатора, которые основаны были на представлении о «человеке вообще». Эти «три грамма субстанции» — весьма существенная реальность — с большей или меньшей определенностью ощущаются во всех тех персонажах, которые в серию «Ругон-Маккары» вносят драматизм, пробуждают исторические раздумья, способны вызвать к себе философский, эстетический интерес.