Наум Синдаловский - Пушкинский круг. Легенды и мифы

Трагедия Москвы в Отечественной войне, сдача ее на милость Наполеона и последовавший затем пожар древней столицы, приведший к бегству неприятеля из России, в людской исторической памяти отодвинули все прочие события войны на второй план. Между тем следует напомнить, что изначально в планах Наполеона на первом месте было взятие вовсе не Москвы, а Петербурга. В июле 1812 года эту операцию поручили маршалу Удино, чьи дивизии состояли из самого отборного войска, оставшегося в истории под именем «дикие легионы». Маршалу ставилась задача изолировать Петербург от России, отрезать от него русские войска и прижать к Рижскому заливу, где их гибель казалась в то время неизбежной. Удино был так уверен в победе, что, говорят, расставаясь с Наполеоном, сказал: «Прощайте, Ваше Величество, но извините, если я прежде вас буду в Петербурге».

Угроза вторжения войск Наполеона в северную столицу достаточно серьезно воспринималась и в самом Петербурге. Готовилась даже эвакуация художественных ценностей в глубь страны. Предполагалось даже вывезти в Вологду памятник Петру I. Об этом мы еще поговорим в связи с поэмой Пушкина «Медный всадник». Гораздо менее известно то, что к эвакуации всерьез готовились все военно-учебные заведения Петербурга, в том числе и Царскосельский лицей. Лицей должен был переехать или в эстонский Ревель, или в финский Або (современные Таллин и Турку). Сохранились отчеты о закупке специальных контейнеров для имущества и теплой одежды для воспитанников. С переездом торопили. Казалось, медлил один Энгельгардт. Директору хотелось отметить годовщину открытия лицея в Царском Селе. Дотянули до 19 октября. А на следующий день появились сообщения, что 19 октября Наполеон покинул Москву. Такая вот мистика…

Но мы отвлеклись. Вернемся на три месяца назад, когда в правительстве разрабатывались не только планы по переезду в безопасное место учебных заведений и государственных учреждений, но и готовились спешные мероприятия по защите и обороне самого Петербурга.

К счастью, все планы Наполеона нарушил командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн. В битве при белорусском селе Клястицы, под Полоцком, Витгенштейн нанес армии Удино сокрушительное поражение, оно напрочь отбило у французов всякое желание разворачивать наступление на Петербург.

Петербуржцы по достоинству оценили подвиг Витгенштейна. В историю городского фольклора он вошел под именем «Спаситель Петербурга».

П. И. Багратион

He оставила равнодушными сердца лицеистов и трагическая судьба другого выдающегося полководца — Петра Ивановича Багратиона. Потомок древнейшего и знаменитейшего грузинского царского рода, князь Петр Иванович начал службу в русской армии в 1782 году сержантом. В 1785 году, находясь в составе Кавказского мушкетерского полка, Багратион участвовал в сражении, в котором был тяжело ранен и захвачен в плен. Однако, если верить преданию, горцы сохранили ему жизнь, «возвратив без выкупа на русские аванпосты». Багратион участвовал почти во всех военных операциях под командованием А. В. Суворова, в том числе в его знаменитом Итальянском походе и переходе суворовских богатырей через Альпы.

В Отечественную войну 1812 года генерал от инфантерии Багратион командовал 2-й армией. Судьба не дала ему возможности увидеть торжество русского оружия и победу над Наполеоном. Вплоть до Бородино ему пришлось отступать. А в Бородинском сражении Багратион получил ранение осколком гранаты в ногу. Считается, что оно оказалось смертельным. Но специалисты утверждают, что на самом деле рана вовсе не была опасной. Как рассказывали очевидцы, узнав о падении Москвы, Багратион «впал в состояние аффекта и стал в ярости срывать с себя бинты»; это будто бы и привело к заражению крови и последовавшей затем смерти полководца.

Народ по достоинству оценил полководческий талант Багратиона. В Петербурге фамилию князя Петра Ивановича с гордостью произносили: «Бог рати он».

Еще одним полководцем, военная судьба которого волновала впечатлительных и неравнодушных к судьбе родины лицеистов, был генерал-фельдмаршал, князь Михаил Богданович Барклай де Толли. Он происходил из древнего шотландского рода. В XVII веке предки полководца, будучи ревностными сторонниками Стюартов, подвергаясь жестоким преследованиям на родине, были вынуждены эмигрировать в Лифляндию. Известно, что дед Барклая стал бургомистром Риги, а отец начинал воинскую службу поручиком русской армии.

Самому Барклаю уже в детстве предсказывали славное будущее. Сохранилась легенда о том, как однажды родная тетка трехлетнего Миши прогуливалась с ним по Петербургу в карете. Мальчик прижался к дверце кареты, которая неожиданно распахнулась. Барклай выпал. В это время мимо проезжал граф Потемкин. Он остановился, вышел из экипажа, поднял мальчика и, «найдя его совершенно невредимым», передал испуганной тетке, будто бы сказав при этом: «Этот ребенок будет великим мужем».

М. Б. Барклай де Толли

В 1810 году Барклай де Толли занял должность военного министра. В июле 1812 года на него возложили обязанности главнокомандующего всеми действующими русскими армиями, противостоящими французскому нашествию. План военных действий, предложенный Барклаем де Толли, состоял в том, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг… и истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший», однако не был понят. В Петербурге не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной с точки зрения обывателя «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Это привело к замене его на должности главнокомандующего М. И. Кутузовым.

В этом и состояла личная драма Барклая де Толли, чьим фамильным девизом было: «Верность и терпение». Хранимый судьбой на полях сражений, а известно, что в боях погибли почти все его адъютанты и пали пять лошадей под ним самим, он не смог уберечься от интриг, беспощадно его преследовавших. Русское общество, потрясенное вторжением Наполеона в Россию, именно на него взвалило всю ответственность за отступление армии под натиском наполеоновских войск, а благодаря стараниям салонных остроумцев благородная шотландская фамилия Михаила Богдановича, представители которой с XVII века верой и правдой служили России, превратилась в оскорбительное прозвище: «Болтай-да-и-только».