Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

Творчество Хайнлайна многогранно и неровно; всякий однозначно осуждающий разбор его приведет к искажению образа писателя, первым получившего сравнительно недавно учрежденную в научной фантастике премию "Великий мастер". Но вот одну черту Хайнлайна-писателя — отличительную — я бы все-таки отметил.

В одном из его ранних рассказов — "Проект "Кошмар" (1953) действуют специальные отряды "сверхчеловеков", способных усилием мысли детонировать атомные заряды на расстоянии. Лучше б они их разряжали… А спустя шесть лет вышел роман "Воины звездного корабля" — и снова о "сверхчеловеках"! — вызвавший восторг читателей (присудивших ему премию как лучшему роману года) и одновременно лавину упреков.

Писатель сам дал повод к этому. В романе отчетливо слышен отдающий сталью призыв к "сильной личности" (то есть человеку, который прошел армейскую муштру, не привык рассуждать, зато впитал в кровь с молоком матери "великие американские идеалы"): решительно забрать власть из рук рефлексирующих интеллигентов!

Мысль эту Хайнлайн сформулировал еще в романах 40-х годов "Шестая колонна" и "Космический кадет". А с выходом в свет "Воинов звездного корабля", как бесстрастно сообщает энциклопедия научной фантастики, "творчество Хайнлайна вступило в новую фазу… Этот жестокий роман о межзвездной войне завоевал премию "Хьюго" в 1960 году, по одновременно создал автору репутацию милитариста, даже фашиста". Редакторы энциклопедии, правда, тут же уточняют: "Природа политических взглядов Хайнлайна представляется достаточно ясной. Он не столько фашист, сколько анархист правого толка, т. н. "либертарианец", приверженец идей социал-дарвинизма" [70] . А умеренно консервативный американский журнал "Мир и я" в спецномере, частично посвященном научной фантастике, пытается окончательно реабилитировать роман Хайнлайна, называя его "демократической утопией, иначе говоря, описанием общественного устройства, в котором отказались от принципа всеобщего равенства, а право голоса нужно завоевывать двадцатью годами общественной деятельности (курсив мой. — Вл. Г. ). Автор сконцентрировал внимание только на одном аспекте — воинской службе, отчего вызвал целую бурю возражений. Его немедленно обозвали фашистом, реакционером, милитаристом и всеми прочими дурными словами, которые обычно валятся на голову писателя консервативного толка" [71] .

Я не случайно подчеркнул эти слова: "общественная деятельность". Американский писатель сконцентрировал внимание не просто "на одном аспекте" — Хайнлайн безусловно считает его главным ! Военная служба для него, сам воинский дух — это нечто имманентно присущее настоящему мужчине и долженствующее оставаться таковым присно и во веки веков. Ясно, что его "утопия" (позволю себе все же кавычки) — не для интеллигентов. И вообще, всем слабым, нерешительным, мятущимся в ней не место…

Давайте вспомним прочитанные в русских переводах книги американских фантастов того периода. Критики назвали 50-е годы "десятилетием социальной ответственности" в истории американской научной фантастики; в это время свои лучшие, гуманистические книги создали Рэй Брэдбери, Клиффорд Саймак, Роберт Шекли, Фредерик Пол… По-разному они подходили к вопросам войны и мира, но никто не забирал так круто вправо, как Хайнлайн. К счастью, его гимн космосу-казарме прозвучал как соло на трубе или военном барабане. Подхватить партию желающих не нашлось.

В последних книгах Хайнлайна — а писатель не прекращал активно работать до самого конца — боевая труба звучит куда тише. Однако его старые романы тоже не сбросишь со счетов; да и во всех современных дискуссиях о войне и мире это имя неизменно поставят в лагерь убежденных адвокатов, а не противников тотальной милитаризации общественной жизни.

Жаль, что не успел с ним поговорить… Только листая траурный выпуск журнала "Локус", полностью посвященный его памяти, я узнал любопытную деталь биографии писателя. Оказывается, весной 1961 года Роберт Хайнлайн с супругой совершили туристскую поездку в СССР. Все им понравилось, было очень интересно — но тут случился всем памятный инцидент с американским самолетом-шпионом У-2. Вирджиния Хайнлайн вспоминает, что они были доставлены в местное (в то время Хайнлайны находились в Казахстане) отделение милиции, "где провели несколько часов в тревожных размышлениях о Гулаге. Боб за одну ночь превратился в ярого консерватора, поклонника Голдуотера, защитника СОИ и активного сторонника выдвижения Джин Киркпатрик в президенты" [72] .

Такая вот версия… Мне все-таки представляется сомнительным, чтобы прямо так "вдруг".

Достаточно перечитать "Воинов звездного корабля", вышедших за год до той поездки, чтобы почувствовать крепость незримых нитей, что все послевоенные годы связывали Роберта Хайнлайна с американской армией. Армейским духом он был буквально пропитан. А какую роль сыграл этот дух (присущий, конечно, не только Хайнлайну) в развитии американской фантастики, мы скоро узнаем.

А сейчас вернемся вновь в первое послевоенное десятилетие.

Среди авторов самых первых вышедших после Хиросимы произведений об атомной войне мы встретим знакомое имя: Лео Силард.

Его рассказ "Как я был осужден на процессе военных преступников" — своего рода горькое покаяние измученного, разуверившегося в своем деле человека. В каком еще состоянии мог быть написан — и кем? Физиком-атомщиком! — трагифарс, в котором русские после удачной бактериологической войны оккупируют Америку и устраивают показательный процесс над всеми учеными, запятыми в атомных исследованиях! Судят их, кстати, согласно процедуре, разработанной еще в Нюрнберге…

Позже, в 1961 году, университетский журнал в Чикаго, где продолжал до самой смерти работать Силард, опубликовал другой его рассказ — "Доклад о центральном вокзале". Он переведен на русский язык; напомню только, что его герои — инопланетяне с дотошностью архивариусов копаются в духовном "наследии" человечества, после которого сохранились только радиоактивные развалины общественных туалетов… Эпиграфом к рассказу могли бы послужить слова Макса Борна: "Несмотря на всю мою любовь к научной работе, результаты моих размышлений оказались угнетающими… Теперь мне представляется, что попытка природы создать на этой земле мыслящее животное вполне может кончиться ничем. Доводом в пользу такого заключения служит не только большая и всевозрастающая вероятность развязывания ядерной войны с уничтожением всей жизни на земле. Если даже такую катастрофу удастся предотвратить, ничего, кроме темного будущего, не ждет человечество. Другого будущего я увидеть не смог" [73] .

Такие бытовали настроения. Ученых можно понять, однако ничего хорошего не обещали человечеству и книги писателей-фантастов. До взрыва бомбы над Хиросимой еще можно было предаваться "сослагательным" рассуждениям на тему атомной войны. Теперь же никаких спасительных "если" не оставалось. Для тех, кто профессией своей был постоянно обращен в будущее, атомная война стала фактом свершившимся. Она уже полыхала в душах.