Бенедикт Сарнов - Рассказы о литературе

Потому что, если не считать этой единственной недели, всю свою жизнь Гоголь прожил то на своей родной Украине, то в Петербурге, то в Италии.

Впрочем, кроме этой вынужденной задержки в Курске, Гоголь еще три раза проделал дорогу из Полтавской губернии в Петербург и два раза из Петербурга в Полтавскую губернию. Но в дороге он обыкновенно спешил, никуда не заезжал и ехал безостановочно. Автор статьи даже точно подсчитал, что на эти дорожные разъезды у Гоголя ушло всего-навсего сорок семь дней. Прибавим к ним неделю, проведенную в Курске. Выходит пятьдесят три дня. Действительно немного. Не мудрено, что у Гоголя то и дело встречаются разные мелкие неправильности, как будто бы и в самом деле неопровержимо свидетельствующие об очень скверном знании уездной русской жизни. Так, например, в «Ревизоре» среди чиновников пропущены такие важные для уездного города лица, как стряпчий, казначей и исправник. Можно указать и на другие, еще более досадные не точности: знаменитые гоголевские фамилии — Яичница, Земляника, Петух, Коробочка, Добчинский и Бобчинский — не слишком характерны для русской провинции. Скорее они смахивают на украинские...

Вероятно, многие доводы автора этой статьи не так уж трудно было бы опровергнуть.

Но стоит ли?

Допустим, что он был прав. Допустим, Гоголь действительно дал своим героям такие фамилии, потому что они были привычнее для его малороссийского слуха. Допустим, он и в самом деле забыл, что среди чиновников уездного города обязательно должны быть стряпчий и казначей.

Все равно ведь описал-то он жизнь Российской провинции так, как это и не снилось многим писателям, которые знали эту жизнь как свои пять пальцев. И не случайно мы с вами сегодня представляем себе эту жизнь именно такой, какой описал ее Гоголь.

Нет, на самом деле Гоголь прекрасно, великолепно знал русскую жизнь. Но знание это он получил вовсе не благодаря тому, что ездил по России с записной книжкой в руках, регистрируя разные случаи, истории, факты, отдельные словечки.

Вот какую забавную историю рассказал в своих воспоминаниях о Гоголе писатель Сергей Тимофеевич Аксаков. Осенью 1839 года Гоголь и Аксаков с дочерью и сыном ехали из Москвы в Петербург. Приехали в Торжок в три часа утра, сильно проголодавшиеся. Гоголь сейчас же заказал знаменитые пожарские котлеты, которыми славился Торжок.

«Через полчаса, — пишет Аксаков, — котлеты были готовы, и одна их наружность и запах возбудили сильный аппетит. Котлеты были точно необыкновенно вкусны, но вдруг мы все перестали жевать, а начали вытаскивать из своих ртов довольно длинные белокурые волосы. Картина была очень забавная. Принялись мы рассматривать свои котлеты, и что же оказалось? В каждой из них мы нашли по нескольку десятков таких же длинных белокурых волос. Предположения Гоголя были одно другого смешнее. Между прочим, говорил он со своим неподражаемым малороссийским юмором, что, верно, повар был пьян и не выспался, что его разбудили и что он с досады рвал на себе волосы, когда готовил котлеты; а может быть, он и не пьян и очень добрый человек, а был болен недавно лихорадкой, отчего у него лезли волосы, которые и падали на кушанье, когда он приготовлял его, потряхивая своими белокурыми кудрями...»

Все очень смеялись шуточным предположениям Гоголя, а потом кто-то все-таки распорядился послать за половым.

Гоголь сказал, что он наперед знает, какое объяснение даст половой по поводу случившегося.

«Волосы-с? — удивится он. — Какие же тут волосы-с? Откуда прийти волосам-с? Это так-с, ничего-с! Куриные перушки или пух!»

Вся компания и эту шутку Гоголя встретила веселым смехом. И тут как раз вошел половой.

— Что же это у тебя, братец, в котлетах-то? Волосы? — строго спросил Аксаков.

Половой осторожно взял в руку названный предмет, поднес его к глазам и точь-в-точь, как это было предсказано Гоголем, произнес:

— Помилуйте-с! Какие же тут волосы-с? Откуда прийти волосам-с? Это так-с, ничего-с! Куриные перушки или пух!..

Историю эту Аксаков приводит в своих воспоминаниях именно для того, чтобы показать, каким поразительным знанием русской жизни обладал Николай Васильевич Гоголь.

Тут даже и спорить не о чем: ну разумеется, Гоголь великолепно знал современную ему русскую жизнь. Но знал он ее совершенно особым знанием — знанием художника. Разница тут такая же, как между обыкновенным человеческим зрением и тем даром прозрения, каким обладает поэт.

Представьте себе, что в комнату, тесно заставленную мебелью, заглянул какой-нибудь чиновник, ну, скажем, судебный исполнитель. Своим наметанным глазом он сразу оглядел все заполнившие ее предметы. И если попросить его, он без труда составит вам по памяти точнейшую опись всех этих предметов: два шкафа, бюро, диван, стол, два кресла, шесть стульев... Но сможете ли вы, прочитав эту подробную и точную опись, словно бы своими собственными глазами увидеть то, что видел он?

А вот как описывает Гоголь:

«...В углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь. Стол, кресла, стулья, все было самого тяжелого и беспокойного свойства, словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: а я тоже Собакевич! или: и я тоже очень похож на Собакевича!..»

Мы так и не узнаем из этого описания, сколько именно стульев, столов, кресел, диванов, шкафов было в гостиной. Большинство находящихся там предметов даже и не попало в поле нашего зрения. Но все медвежье логово Собакевича так и стоит перед нашими глазами.

Вот этим и отличается знание художника от того дотошного, кропотливого, обстоятельного знания, какого требовал от Гоголя автор той литературоведческой статьи, о которой мы вам рассказали.

Именно благодаря этому знанию художника Гоголь и угадал с такой точностью, какую именно фразу произнесет трактирный слуга, узнав, что в котлетах оказались чьи-то белокурые волосы.

Он точно знал, что половой произнесет именно эту фразу, а не другую, вовсе не потому, что ему уже приходилось раньше слышать нечто похожее. Просто он очень хорошо знал этот тип человека. И поэтому ему не так уж трудно было угадать, что скажет человек такого типа в тех или иных обстоятельствах и как именно он поступит.

Примерно так же объясняется и то, что произошло с великим русским драматургом Островским.

Он знать не знал семейство Клыковых, думать не думал о той драме, которая назревала и вот-вот должна была совершиться в этой семье. Но он великолепно знал этот тип людей, живо представлял себе весь уклад их жизни. Вот почему то, о чем он рассказал, обязательно должно было произойти. Не за этой каменной стеной, так за другой. Не в этом купеческом доме, так в соседнем.

Но иногда случаются совпадения еще более поразительные.