Жан Старобинский - Материя идей

Сын эмигрантов из Польши, переехавших в Швейцарию перед Первой мировой войной, Жан Старобинский родился в 1920 году в Женеве, и вся его научная деятельность связана с Женевским университетом. Он завоевал мировую славу трудами по истории литературы и истории идей, по большей части посвященными эпохе Просвещения. Среди его книг: «Жан-Жак Руссо, прозрачность и преграда» (1957), «Живой взгляд» (1961), «Отношение критики» (1970), «Изобретение свободы» (1964), «Портрет художника в образе паяца» (1970), «1789 год: Эмблемы Разума» (1973), «Монтень в движении» (1984), «Лекарство в самом недуге» (1989), «Действие и противодействие» (1999, рус. перев. 2008 под названием «Действие и реакция»). В последние годы один за другим выходят сборники многочисленных статей Старобинского, ранее разбросанных по разным изданиям, — о Руссо, о Дидро, об истории понятия «меланхолия» и т. д.

В молодости Жан Старобинский изучал не только литературу, но и медицину. Подобно медику, он рассматривает свою работу как особого рода искусство; в соответствии с традициями медицины сосредоточивает внимание на конкретных, индивидуальных случаях (отдельный автор, текст, «симптоматичный» мотив), воздерживаясь от глобальных обобщений; как и во врачебной практике, мыслит интерпретацию текстов прошлого в форме личностного «отношения» с их авторами; наконец, как медицина стремится активизировать внутренние ресурсы организма для борьбы с недугом, так и он ищет в самом тексте средства к его познанию. Эти принципы, общие для врачебного искусства и для герменевтики текста, Старобинский разделял с Жоржем Пуле, Жаном Руссе и другими участниками так называемой «женевской школы», которая в 1950–1960-е годы сделала важный шаг к обновлению литературоведения во франкоязычных странах.

Женевская школа явилась одной из первых форм «новой критики», и Старобинский охотно признает интерес, с которым он «вслушивался издалека» в структурно-семиотические теории 60–70-х годов. Как и структуралисты, он предпочитал синхронное описание текстов их историко-генетическому исследованию. Он серьезно интересовался лингвистикой, и одной из его заслуг стало открытие и научная публикация в 1964 году заметок Фердинанда де Соссюра об анаграммах. Однако его метод отличается от структурального тем, что толкователь не прилагает к тексту готовый научный метаязык, а находит такой язык в самом тексте. Его «критический путь» проходит через различные планы комментируемого произведения, каждый из которых можно описать с помощью особого технического метаязыка, но никакая аналитическая техника не способна задать переход от одного плана к другому.

Начиная с 70-х годов в творчестве Старобинского все большее место занимают междисциплинарные труды по истории культуры: история архетипической фигуры клоуна , которая сделалась образом художника в романтизме и постромантизме, или же исследования ряда фундаментальных понятий европейской культуры — таких как «цивилизация», «воображение», «мифология», «реакция» и т. п. В этих ключевых словах-понятиях Старобинский выявляет внутренние противоречия, неоднозначные оценки: скажем, «цивилизация» с самого своего появления в XVIII веке получала то положительный, то отрицательный смысл, и дальнейшее развитие понятия продолжает варьировать эту его исходную двойственность, побуждая нашу собственную цивилизацию к самосознанию и самокритике.

Книги Жана Старобинского переведены на многие языки, он член нескольких академий во Франции и других странах. На русском языке, кроме уже упомянутой монографии «Действие и реакция», имеется большой двухтомник его избранных работ «Поэзия и знание» (2002). «Иностранная литература» уже публиковала интервью с ним, посвященное культурной памяти Женевы (2002, № 9). Ниже — еще одна беседа со швейцарским ученым, посвященная общим проблемам интеллектуальной истории. Ее французская версия была напечатана в международном журнале «Intellectual News» (2010, № 16), давшем согласие на публикацию русской версии.

Сергей Зенкин. На протяжении своей научной карьеры вы постоянно сочетали историю литературы с историей идей — в частности, идей медицинских. Чем это вызвано — житейской случайностью или методологическим убеждением?

Жан Старобинский. Всякая деятельность зависит от своих предпосылок, и в таком смысле я признаю, что в моих трудах сказывались и житейские случайности, например, когда эти труды касались медицинских проблем. Мои родители были оба врачами. Моя жена — врач. Во время войны я жил в мирной Швейцарии, но ее спокойствие могло оказаться призрачным. Изучив в университете греческий, латынь и французскую литературу, я взялся за медицину, работал интерном в женевской университетской больнице, а еще позднее в психиатрической клинике Сери в Лозанне. Собственно литературные исследования (о современной поэзии, затем о Стендале, Кафке, Монтескье) были для меня как бы параллельным занятием, которое в конечном счете взяло верх.

Очень скоро мне стало ясно, что медицинское знание, процесс его формирования и его собственная природа могут стать предметом философских размышлений, примеры которых я находил то у медиков (таких как Курт Гольдштейн [1] Курт Гольдштейн (1868–1965) — немецкий невролог и психиатр, видный теоретик медицины. ( Здесь и далее — прим. С. Зенкина .) ), то у философов науки — таких как Гастон Башляр с его книгой о формировании научного духа [2] Имеется в виду книга французского философа Гастона Башляра (1884–1962) «Новый научный дух» (1934, рус. перев. 1987). , или Жорж Кангилем [3] Жорж Кангилем (1904–1995) — французский философ, теоретик научного знания. с его исследованиями о норме и патологии.

Следствием моего двойного образования явилась склонность смотреть глазами историка культуры на сегодняшнее состояние медицины и, обратно, изучать литературные произведения подобно клиницисту, который хоть и сочувствует своим пациентам, но рассматривает их семиологически, обращая внимание на признаки и симптомы болезни. Я опубликовал несколько статей об истории и «теориях» медицины в журнале «Критик», основанном за несколько лет до того, вскоре после войны, Жоржем Батаем и Эриком Вейлем [4] Эрик Вейль (1904–1977) — французский философ немецкого происхождения. . В том же плане развивались и другие мои исследования — в частности, о меланхолии и о телесных восприятиях. Мои интересы получили более точное направление в Балтиморе, куда пригласил меня для преподавания Жорж Пуле [5] Жорж Пуле (1902–1991) — бельгийский литературный критик, связанный с Женевской школой, один из ведущих представителей послевоенной «новой критики». . За три года (1953–1956), проведенные в университете Джонса Хопкинса, я познакомился с историей идей в той ее форме, которую прославили А. О. Лавджой (автор «Великой цепи бытия») [6] См. русский перевод этой книги: А. О. Лавджой. Великая цепь бытия (История идеи). — М., 2001 (английское издание — 1936). и его друг Джордж Боас [7] Джордж Боас (1891–1980) — американский историк. , уделявший много внимания «примитивизму», то есть различным формам ностальгического превозношения «первобытных времен».