Хорхе Борхес - Как сделать детектив

— Значит, все придумано?

— В любом романе все придумано. Исследование нравов ничуть не правдоподобней детектива, и автор, рассказывающий о любви, ничем не превосходит того, кто опирается на факты, уголовную хронику, исследует, сопоставляет, фантазирует и оживляет ее на свой собственный лад. Для этого нужен талант, а Конан Дойл был наделен им щедро. Он умеет самым выигрышным образом отобрать, осветить, согласовать и представить факты, соблюдая законы гармонии и композиции. Едва только в его сознании сложилась картина преступления, как он тут же отыскивает способ вдохнуть в нее жизнь. В нужный момент он то ускоряет, то замедляет ход повествования, то топчется на месте, то устремляется вперед. Он волнует, покоряет, беспокоит, потрясает. Словом, он подлинный художник.

Конан Дойл не просто талант, он истинный творец, раз ему удалось создать такой яркий образ, как Шерлок Холмс. Не кажется ли вам, что для этого необходимо вдохновение? Невозможно сотворить героя усилием воли, упорным трудом, размышлениями, методом проб и ошибок. Он раскрывается, точно бутон, и его замечаешь лишь в пик цветения. Конечно же, Шерлок Холмс появился на свет без ведома Конан Дойла. Надо признать, что внешность его весьма примечательна, апломб поразителен и маска весьма оригинальна, так что вскоре забываешь о том, что он игра ума, и относишься к нему как к живому существу, чья жизнь переплелась с нашей собственной. Мы встречаемся с ним повсюду. Он оказывается среди хорошо известных людей, среди знакомых.

Даже если с ним потом не соглашаешься, все равно попадаешь под его влияние. Готов заключить пари с честным читателем, что, будь он даже противником детективов, все равно рассказ Конан Дойла увлечет его с первых же страниц и заставит дочитать до самого конца. При этом никто не замечает, сколь экономен Конан Дойл и сколь мало стремится он понравиться. Начало всегда одно и то же. Ни малейшего разнообразия в развитии интриги. Ни слова о любви. И все равно. У мастера крепкая хватка, мы у него в руках, и он никогда нас не отпустит.

Так что нет смысла скрывать свое восхищение. Во многом благодаря ему приключенческий рассказ вновь оказался в почете, к нашей радости, появилось множество прекрасных книг, и недоверие к событийному роману понемногу рассеивается. Словно события не были всегда сутью любой книги.

Я знаю одну небольшую книжку, вместившую дюжину убийств и изнасилований, диковинные любовные приключения, бесчисленные бойни, войны, катаклизмы, эпидемии, невообразимые ужасы. Быть может, это самый прекрасный роман, когда-либо написанный по-французски, философский и чрезвычайно познавательный. Его автор — Вольтер, а называется он «Кандид». Кандид! Еще один герой, появившийся на свет нежданно-негаданно.

Так будем же признательны Конан Дойлу. Поблагодарим его за прекрасный образчик энергии и мастерства — великолепного Шерлока Холмса, но не забудем и восхитительно-смешного Уотсона. Тот, кто недавно ушел из жизни, не скоро уйдет из нашей памяти.

1930

Читатель, если тебе не терпится узнать, как комиссар Фредерик Бело мог умереть дважды, не трать время на предисловие. Чтобы тебе с самого начала стало ясно, что здесь нет ничего, кроме общих размышлений, теоретических рассуждений, словом, совершенно бесполезных вещей, предисловие набрали мелким шрифтом. История начинается с пролога. Но если твоей натуре не претят бесцельные прогулки, если званые обеды привлекают тебя не только блюдами, но и дружеской беседой, остановись на минутку. Поесть ты всегда успеешь.

Читатель мой, сдается мне, что предложенная твоему вниманию книга — детектив. Несколько месяцев тому назад я прочел статью, где категорически утверждалось, что романы бывают двух видов: с одной стороны, «народные», приключенческие романы и детективы (названные автором ширпотребом), а с другой — «литературные романы». Хотел бы я знать, что подразумевается под «литературным романом»? В словаре Литре о прилагательном «литературный» сказано: «относящийся к словесным наукам». А «словесные науки» определены как «грамматика, красноречие, поэзия». Следовательно, точные значения слов не могут приблизить нас к разгадке. Быть может, автор статьи выделяет романы первой категории с помощью цен на книжном рынке, и следует ли из этого, что «литературный» значит дорогой? Но не стоит более упражняться в остроумии, а лучше постараться, забыв о неудачных определениях, понять мысль критика: «литературные романы» в отличие от всех прочих — романы хорошие, детектив же к их числу не принадлежит.

Отчего же тогда самые светлые умы находят удовольствие в его чтении? Почитатели жанра по большей части неизвестны, но среди них встречаются и интеллектуалы, кстати, отчего они выказывают такое равнодушие к «литературным романам», полным психологизма, тщательно продуманным и столь же тщательно написанным? Я сам знаю немало серьезных людей, отдающих свои силы весьма важным занятиям, вдумчивых читателей эссе, философских и исторических сочинений, но при том фанатичных поклонников детектива, и только его одного. Возможно, мне возразят, что в этом-то и заключается приговор жанру, поскольку они любят детектив лишь потому, что не знакомы с настоящей литературой. Но нет, они, как все на свете, читали «Пармскую обитель», «Войну и мир», «Преступление и наказание», о чем не преминут с благодарностью вспомнить. Но у них нет времени на то, чтобы отыскивать в завалах нынешней литературной продукции нечто, приближающееся к великим произведениям. В ней они видят лишь самоанализ, созерцание собственного пупа, копание в оттенках и нюансах, что нисколько их не удовлетворяет. Их эмоциональный мир не нуждается в выдуманных историях, к размышлениям о природе человека они приходят и без помощи беллетристики. Поскольку они далеко уже не молоды, о душевных ранах они знают не понаслышке. Недавно один старинный друг поделился со мной: «Сколько настоящих романов повидал я на своем веку! И поскольку они приключались с моими близкими, то мне не раз приходилось вникать в мельчайшие подробности, словно я собирался запечатлеть их на бумаге. Так к чему мне выдумки, пусть и самые изобретательные? В жизни всего предостаточно. Я хочу отрешиться от себя самого, забыться и развлечься». При всем том мой приятель всегда предпочтет Моцарта Вагнеру. И он же — исправный читатель детективов.

Прежде всего мой друг находит в них задачку, которая дает пищу уму не хуже, чем благородные шахматы. Он испытывает наслаждение, выдвигая всевозможные, самые противоречивые гипотезы, исследуя их, пока не заходит в тупик. В детективе все подчинено сюжету, и, следовательно, предельная точность в изложении событий не оставляет ни малейшей лазейки для личного опыта, зачастую мучительного, а читателю предназначена роль персонажа, пытающегося разобраться в причинах и следствиях. Он апеллирует не к сердцу, а к интеллекту. Вот почему детектив помогает моему приятелю бежать от самого себя.