Дина Хапаева - Готическое общество: морфология кошмара

Как бы то ни было, ирреальная реальность черных дыр не мешает Стивену Хокингу создавать теорию квантового испарения черных дыр и занимать кафедру Исаака Ньютона в Кембридже, академику Н. Кардашеву — называть черные дыры «естественной лабораторией природы», а их многочисленным коллегам — получать Нобелевские премии за исследования черных дыр и открывать новые научные направления для их изучения: такие, например, как демография черных дыр. «Большинство возможностей (построения машины времени. — Д. Х. ) связаны с последними сенсационными открытиями в области черных дыр. Нобелевские премии в этой области идут косяком. Черные дыры — передний край науки, хотя, строго говоря, нельзя считать, что их существование во Вселенной окончательно и бесповоротно доказано», — информировала своих читателей о любимом сюжете газета «Известия» [84] Лесков С. Машина времени становиться все более реальной // Известия: Наука. 14.11.2005. .

Будучи несведущими в физике читателями, способными судить о ее темных предметах только из газет и популярной литературы, мы не позволим себе встать на сторону сторонников или противников существования кротовых нор и черных дыр, как и задаться соблазнительным вопросом о том, чем же являются эти объекты: достижениями физической теории, описывающей «объективную реальность окружающего нас мира», или отражением в физической теории современного «состояния умов», характерного для современного общества?

Но мы можем суверенностью сказать, что доносящиеся до нас через средства массовой информации и популярной литературы физические открытия стимулируют — или отражают? — радикальные изменения в нашем восприятии природы и времени. Благодаря популяризации новейших физических открытий и теорий несведущий читатель получает подтверждение своим ощущениям и конкретные примеры, помогающие ему расстаться с некогда привычными свойствами времени. Не только для физиков и астрономов, но и для нас — читателей газет’ — время более не может оставаться линейным, непрерывным, необратимым. Напротив, оно начинает мыслиться как прерывное и дискретное, а связь времен — Прошлого, Настоящего и Будущего — распадается на наших глазах.

Революция в восприятии времени, которую мы переживаем, есть часть глубинного интеллектуального кризиса, потрясающего современное общество. В горниле этого кризиса, как в черной дыре, распадаются привычные понятия — объективность, научность, рациональность, реальность.

Время прогресса — объективное, линейное, непрерывное и необратимое — лежало в основе видения общества и истории в культуре Нового времени. Плавное однонаправленное перетекание прошлого в настоящее и в будущее обеспечивало единство всемирно-исторического процесса. Объективность времени служила гарантом объективности познания. Время прогресса скрепляло ход общественного развития жесткими причинно-следственными связями, позволявшими социальным наукам объяснять прошлое и предсказывать будущее.

«(Категория времени) — это абстрактный и внеперсональный кадр, который охватывает не только наше индивидуальное существование, но и все человечество. Это бесконечная картина, вся протяженность которой выстроена перед взглядом разума и на которой могут быть расположены все события по отношению к зафиксированным и определенным точкам отсчета. Это немое бремя так организовано: это время такое, каким оно объективно мыслиться (курсив мой — Д. Х. ) всеми людьми данной цивилизации» [85] Durkbeim Е. Les formes ėlėmentaires de la vie religieuse. Le systėme totėmique en Australie. Pres, par M. Maffesoli. Paris: Librairie Gėnerate Française, 1991. P. 54. — писал в 1912 году, то есть за несколько лет до триумфа общей теории относительности, один из основателей социальных наук Эмиль Дюркгейм.

Этот образ времени, который меняется на наших глазах, но который мы до недавнего времени были склонны рассматривать как единственно возможный, возник в эпоху Просвещения и Великой французской революции. Согласно Райнхарту Козеллеку [86] Koselleck R. L’expérience de l’histoite. Paris: Gallimard, 1990; Koselleck R. Le future passé. Contribution a la semantique des temps historiques. Paris: EHESS, 1990. , выдающемуся немецкому историку, основателю школы истории понятий, во второй половине XVIII — начале XIX в. европейское общество начало по-новому воспринимать время. Именно тогда на смену множеству локальных, несоотносимых между собой историй пришло представление о единой всемирной истории человечества, устремленной из мрачного прошлого в светлое будущее. Идея прогресса соединилась с представлением ньютоновской физики об объективной, независимой от нашего сознания и воли, природе линейного времени.

Сегодня ощущение, что с таким восприятием времени, господствовавшим в европейской культуре на протяжении последних двух столетий, происходит что-то неладное, появилось не только у читателей газет. Антропологи, историки, философы в последние годы тоже проявили озабоченность этим сюжетом, о чем свидетельствуют хотя бы названия книг, такие, например, как «Неполадки с темпоральностью» [87] Malaise dans la temporalité Sous la dir. de P. Zawadzski. Paris Publications de la Sorbonne, 2002. . Идея прерывности времени, которая никогда раньше не воспринималась социальными науками всерьез, сделалась фигурой мысли, освоенной историками, социологами, антропологами Она широко распространилась в элементарной справочной литературе, школьных учебниках и газетах, став неотъемлемой частью современного дискурса о времени: «Для нас, убежденных физиков, разница между прошлым, настоящим и будущим является иллюзией, хотя бы и весьма навязчивой» [88] Письмо Эйнштейна, адресованное после смерти М. Бессо семье покойного (21.03.1955) ( Klein E. «Temps»: Diet ionnaire d’histoire et philosophic des sciences. Sous la dir. de D. Lecount. Paris, 1999). — так можно резюмировать ее со ссылкой на знаменитое место из письма Эйнштейна, которое любят цитировать авторы популярной литературы и энциклопедий, чтобы убедить читателя в том, что понятия «прошлое», «настоящее» и «будущее» лишились всякого «объективного», «физического» смысла.

Важной вехой констатации кризиса восприятия времени стала работа французского историка Франсуа Артога «Режимы историчности» [89] Hartog F. Régimes d’historicité. Présentisme et expériences du temps. Paris: Gallimard, 2003. . Успех, который она имела в Париже, в значительной степени объясняется тем, что автор обобщил сомнения и гипотезы, многократно высказывавшиеся в последнее время социологами, историками, антропологами, о том, что неизбежность перетекания прошлого в настоящее и будущее, их взаимосвязь, которая раньше выглядела очевидной, в современной культуре оказалась поставлена под вопрос.

Но было бы ошибкой считать, что переворот, который мы сегодня наблюдаем в сознании наших современников, произошел за последнее десятилетие. Потребовалось все XX столетие, чтобы трещины в образе объективного времени, первоначально обнаруживавшие себя в творчестве интеллектуалов, превратились в разделенный опыт читателей газет.