Лев Трубе - Остров Буян: Пушкин и география

Употребительны у поэта были не только отдельные растения, но и их сообщества, как дубравы (дубровы — «Не шум глухой дубров…»):

Встречается у поэта и бор :

В прозаических произведениях поэта можно найти еще и растения, разводимые как комнатные, — это бальзамин и грандифлор. Бальзамин ныне стал редким украшением окон, а грандифлор теперь и совсем не встретишь. А у А. С. Пушкина эти растения — штрихи бытовых картин, используемые и как сравнения: «Все это доныне сохранилось в моей памяти, так же как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою» («Станционный смотритель»); а в карточной игре, которой был поглощен Германн, «…тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора…» («Пиковая дама»).

А. С. Пушкин дал характеристики времен года. Он отдал поэтическую дань не только любимой осени, которой посвятил много вдохновенных строк, но и прелестям нелюбимой весны:

Все эти вплетения ботанических названий в произведениях поэта раскрывают поистине энциклопедическую широту его знаний.

Каждый народ самобытен. А. С. Пушкин пытался объяснить это влиянием климата, образа правления, верой, что дает «каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии». «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу», — писал он в статье «О народности в литературе».

В пушкинских произведениях встречаются имена многих народов как известных, так и малоизвестных; одни из этих народов фигурируют под названиями, сохраняющимися до сих пор, а другие — под старыми, бытовавшими в прежние времена. И прежде всего это имена народов, запечатленные в его прозорливом «Памятнике»:

Выбор поэтом приводимых в «Памятнике» имен народов не случаен, как бывает у иных поэтов для рифмы, а глубоко продуман. В четырех названиях народов, по существу, охвачена вся огромная территория России. «Гордый внук славян» представляет и русских, и украинцев, и белорусов; финн — представитель народов, живущих на обширной территории севера страны; тунгус — народов Сибири и калмык — юга и юго-востока, монголо-тюркских народов. Правда, работая над этим стихотворением, поэт не сразу определил четыре указанных народа. Как показывает черновик, бесспорным для него были только два имени, фигурирующие во всех вариантах стихотворения, — это «русский» и «финн». «Тунгус» и «калмык», включенные в начальный вариант, затем заменялись и намечались такие варианты: «и финн, грузинец, киргизец», и «финн, грузинец и ныне дикой черкес». Как видно, поэт остановился на именах наиболее представительных народов, точнее, на именах народов, населявших обширную территорию страны — от берегов Балтики до Охотского моря, от Северного Ледовитого океана до Каспия. Это лишь подчеркивает осведомленность А. С. Пушкина в вопросах народоведения, знание им истории разных народов, а историю калмыков он хорошо знал по рукописи Н. Я. Бичурина, о чем писал в примечаниях к «Истории Пугачева»: «С благодарностию помещаем сообщенный им (Бичуриным. — Л. Т. ) отрывок из неизданной еще его книги о калмыках». При этом Пушкин, как считает исследователь А. И. Суржок, «придерживается собственной, совершенно самостоятельной концепции по поводу трагического ухода калмыков из России» 1 : притеснениями «выведенные из терпения, они решились оставить Россию…». Ушла на исконную родину, в Джунгарию, только часть калмыков. Потеряв на пути много соплеменников, они достигли Джунгарии. «Но пограничная цепь китайских караулов грозно преградила им вход в прежнее отечество, и калмыки не иначе могли проникнуть в оное, как с потерею своей независимости» (примечания к «Истории Пугачева»).

О «гордом внуке славян» много говорить не приходится: ему поэт посвятил немало строк в своих произведениях.

А. С. Пушкин гордился своим народом, русским человеком, прежде всего крестьянином, составлявшим основу русского народа. «Взгляните на русского крестьянина, — писал он, — есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un badaud [45]; никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому» («Путешествие из Москвы в Петербург»).

Финн у А. С. Пушкина явно собирательное имя, то есть относится не только к собственно финнам (суоми, как они сами себя называют), составляющим основное население Финляндии, но и к родственным им карелам, эстонцам и другим народам финской языковой группы. Раньше, в дореволюционное время, их также называли чухонцами (финское население в окружении Петербурга):

Или:

В нашей стране народы финской группы (карелы, эстонцы, марийцы, мордва, удмурты, коми) составляют более 4 миллионов человек, а площадь республик, образуемых этими народами, 1375 тыс. кв. километров, то есть свыше 1/4 Европейской территории СССР.

Тунгусы , или, как теперь именуют по самоназванию народа, эвенки, хотя и представляют немногочисленный народ (всего 28 тыс. человек), образующий автономный округ в составе Красноярского края, но расселен он не только на территории округа, но и далеко за его пределами — на бо́льшей части Сибири, от Оби до Охотского моря. О широком расселении с давних времен эвенков свидетельствуют, в частности, многочисленные эвенкийские географические названия, прежде всего ряда крупных рек — Енисея, Лены, Яны, в основе которых лежит эвенкийское слово ене , означающее «большая река». Эвенк — действительно представитель народов всей Сибири, и давно уже не «дикой» ее представитель, а не менее просвещенный, чем другие народы.