Лев Трубе - Остров Буян: Пушкин и география

А ведь в дореволюционном прошлом эвенки, как и многие другие малые народы, не имели своей письменности и были, можно прямо сказать, поголовно неграмотными, вели кочевой образ жизни, жилищем служили им конические чумы на стойбищах.

С калмыками поэт непосредственно общался, был гостем калмыцкой семьи в степной кибитке, отведывал национальное кушанье, правда, оно ему, привыкшему к русской кухне, не понравилось. Вот как описывает А. С. Пушкин свое посещение калмыцкой семьи по пути на Кавказ в 1829 году: «На днях посетил я калмыцкую кибитку (клетчатый плетень, обтянутый белым войлоком). Все семейство собиралось завтракать; котел варился посредине, и дым выходил в отверстие, сделанное в верху кибитки. Молодая калмычка, собою очень недурная, шила, куря табак. Я сел подле нее. «Как тебя зовут?» „***“ — «Сколько тебе лет?» — «Десять и восемь». — «Что ты шьешь?» — «Портка». — «Кому?» — «Себя». — Она подала мне свою трубку и стала завтракать. В котле варился чай с бараньим жиром и солью. Она предложила мне свой ковшик. Я не хотел отказаться и хлебнул, стараясь не перевести духа… Я попросил чем-нибудь это заесть. Мне дали кусочек сушеной кобылятины; я был и тому рад. Калмыцкое кокетство испугало меня; я поскорее выбрался из кибитки и поехал от степной Цирцеи» («Путешествие в Арзрум»).

Судя по черновой записи, конец этого визита в калмыцкую кибитку выглядел несколько иначе. Согласно первоначальному варианту записи, поданный кусок сушеной кобылятины поэт с большим удовольствием проглотил. «После сего подвига я думал, что имею право на некоторое вознаграждение. Но моя гордая красавица ударила меня по голове мусикийским орудием, подобным нашей балалайке. Вот к ней послание, которое, вероятно, никогда до нее не дойдет…»

«И друг степей калмык»

Далее А. С. Пушкин предполагал привести свое стихотворение «Калмычке», написанное позднее в дороге, но в окончательный текст «Путешествия в Арзрум», откуда взяты вышеприведенные отрывки, так и не включил.

Интересно отметить, что от этого стихотворения «отталкивался» А. Блок, создавая портрет египтянки: «Все черты египтянки далеки от какого бы то ни было «канона» красоты. Лоб, кажется, слишком велик, она недаром закрывала его волосами. В овале щек что-то монгольское, едва ли не то, что заставляло Пушкина «забываться пылкою мечтою» в «кочевой кибитке» и мечтательно исчеркивать рукописи стихов профилями» 2 .

Кочевой в прошлом народ, калмыки ныне образуют свою автономную республику в составе Российской Федерации, в пределах которой живет 4/5 от более чем 170 тысяч их в стране. Теперь калмыкам, достигшим тех же высот в образовании, что и другие народы нашей многонациональной страны, не чужды все завоевания человеческой культуры. В столице республики Элисте воздвигнут памятник А. С. Пушкину, великому поэту-интернационалисту, к стихам которого обращается каждый калмык.

Многие народы фигурируют в его произведениях.

Целую поэму поэт посвятил цыганам , которые «…шумною толпой по Бессарабии кочуют». Он две недели провел в цыганском таборе.

«Живя в Бессарабии, — пишет В. А. Мануйлов, — Пушкин учился цыганскому языку, знакомился с цыганскими песнями, записывал старинные молдавские предания и песни… «Черная шаль» — художественная переработка молдавской песни…» 3 [48].

Необычность судьбы цыган побудила А. С. Пушкина дать примечания к поэме, в которых он пишет: «Долго не знали в Европе происхождения цыганов; считали их выходцами из Египта — доныне в некоторых землях и называют их египтянами [49]. Английские путешественники разрешили наконец все недоумения — доказано, что цыгане принадлежат отверженной касте индейцев, называемых париа . Язык и то, что можно назвать их верою, — даже черты лица и образ жизни — верные тому свидетельства. Их привязанность к дикой вольности, обеспеченной бедностию, везде утомила меры, принятые правительством для преобразования праздной жизни сих бродяг — они кочуют в России, как и в Англии; мужчины занимаются ремеслами, необходимыми для первых потребностей, торгуют лошадьми, водят медведей, обманывают и крадут, женщины промышляют ворожбой, пеньем и плясками.

В Молдавии цыгане составляют большую часть народонаселения…»

Последнее утверждение поэта, не располагавшего статистическими данными, неправильно (цыгане не составляли большинства населения Молдавии). Не случайно к своему примечанию он сделал дополнение о Бессарабии: «Бессарабия, известная с самой глубокой древности, должна быть особенно любопытна для нас.

Но доныне область сия нам известна по ошибочным описаниям двух или трех путешественников» 5 .

По данным на 1833 год, в Бессарабии числилось населения 465 тыс. человек 6 . За последующие полвека оно возросло до 1, 6 миллиона человек, из которых в 1889 году около половины составляли молдаване и 18,8 тысячи — цыгане.

В настоящее время в Молдавии из 4 миллионов человек молдаване составляют около 2/3 ее населения, а цыган насчитывается немногим более десятка тысяч человек, и они среди других национальностей этой многонациональной республики по численности стоят на восьмом месте (после молдаван, украинцев, русских, гагаузов, болгар, евреев, белорусов). В Молдавии живет лишь 1/20 часть от всех цыган в СССР (по переписи 1979 г. в стране их насчитывалось 209 тысяч).

А вот меткое замечание поэта о многочисленном старом кишиневском базаре:

Не обойдены вниманием поэта и народы Кавказа. Посетив Грузию, он так отозвался о грузинах : «Грузины народ воинственный. Они доказали свою храбрость под нашими знаменами. Их умственные способности ожидают большей образованности. Они вообще нрава веселого и общительного» («Путешествие в Арзрум»). В четырех лаконичных фразах дана емкая характеристика народа с его потенциальными возможностями, которые в полной мере раскрылись лишь столетие спустя — в советское время.