Сергей Серебряный - Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии

Пропасть между идеалом и действительностью, стремление человека к совершенству и давящее на него бремя земных забот и страстей — универсальная тема литературы. В этом ракурсе история рода Ашура ан-Наги прочитывается как история всего рода человеческого. Махфузу образцом ее послужила легендарная история Египта, а прообразом «целого мира», вселенской метафорой стала улочка старого каирского квартала, улица махфузовского детства. «Что действительно дает мне творческий импульс, — признавался Махфуз, — это мир улочки. Хара — улочка в старинном народном квартале — служит фоном, на котором происходит действие большинства романов и рассказов, как реалистических, так и символических… Это мир, который я знаю и люблю» [82] ал-Гитани. ал-Маджалис ал-махфузиййа, с. 136. . Не покидая свою любимую «улочку», отмечая признаки научно-технического прогресса постройкой на ней время от времени нового куттаба или появлением электрического фонаря, Махфуз свободно перемещается во времени, а порой и выходит за его пределы, в не познаваемое разумом.

У исследователя творчества Махфуза Ибрахима Фатхи были основания утверждать, что основы мировоззрения писателя «устойчивы, как горы» [83] Фатхи, Ибрахим. Ал-Алам ар-риваий инда Нагиб Махфуз (Романный мир Нагиба Махфуза). Каир, 1988, с. 128. .

Парадокс Махфуза, художника и мыслителя, в том, что он всегда, в том числе и обращаясь к средневековому наследию арабской литературы, находился в художественном поиске, опережая своими открытиями многих молодых писателей, не останавливаясь ни на одном из этапов и никогда не удовлетворяясь достигнутым результатом. А прокладывая арабскому роману пути его «вливания» в мировой литературный процесс, чутко улавливая «дух времени», сохранял неизменную верность традиции, если понимать под традицией тот комплекс мировоззренческих и общественно-политических идей, который он навсегда усвоил в годы юности.

Уже в начале нового века Махфуз признавался друзьям, что очень хотел бы написать роман. «Но нет никакого сюжета… и не предвидится… Я привык писать романы об обществе. Но общество, на мой взгляд, существенно не изменилось. Возьмем хотя бы коррупцию, изменился только размер взяток, сейчас они измеряются миллионами. Сущность осталась та же — пробиться наверх любой ценой» [84] ал-Гитани. ал-Маджалис ал-махфузиййа, с. 308. . Об этом Махфуз писал в своем первом реалистическом романе «Новый Каир».

Махфуз неоднократно повторял, что в искусстве нет свободного выбора, имея в виду общественно-исторические условия, в которых творит художник. В последние годы жизни эти слова приобрели для него буквальный смысл. «Когда зрение и слух у меня ослабли, то словно плотный занавес отгородил меня от мира… А когда человек отрывается от мира, он обращает взгляд внутрь себя, начинает перебирать прошлое. И сон заменяет ему реальность. Я вижу в снах события, которые были и которых не было, вычитанные когда-то в книгах, стихи, сохранившиеся в памяти. Иногда просыпаюсь и хорошо помню то, что видел во сне. Тут же записываю, потому что сны очень хрупкая материя, быстро забываются. Книга „Сны времени выздоровления“ это либо сны, которые я видел, либо обрывки снов, к которым я что-то добавил, либо сны, которые я вообразил» [85] ал-Гитани. ал-Маджалис ал-махфузиййа, с. 54. . Так объясняет Махфуз появление своей последней книги, частично продиктованной друзьям.

Сто сорок шесть «снов» — это короткие, то поэтические, то философичные, а то и ироничные тексты, одновременно самостоятельные — каждый со своим особым миром — и встраивающиеся в общий контекст, в окинутый единым взглядом «внутренний мир» их автора. Они могут быть прочитаны и истолкованы множеством различных способов и не укладываются в привычные жанровые рамки, напоминая, одни — суфийскими мотивами и образами — средневековый жанр «манамат» (сновидения), другие — сюрреалистически трансформированные воспоминания, факты биографии писателя. Египетский художник Мухаммед Хогга воплотил махфузовские «Сны…» в 96 картинах маслом разных размеров (до 1 м × 70 см), написанных в манере различных современных нефигуративных школ. Картины были представлены на выставке, состоявшейся в Каире вскоре после кончины Махфуза.

Г. ал-Гитани считает «Сны времени выздоровления» лучшим, квинтэссенцией всего написанного Махфузом: «Эти тексты — поэзия, восходящая до вершин мудрости. Они ассоциируются у меня со стихами Хафиза, Саади и другими подобными проявлениями человеческого гения. Он проникает в них в самую суть человеческого опыта, в суть бытия» [86] Там же, с. 21. .

Восторженно отзываются о «Снах…» и все друзья Махфуза, которые продолжают время от времени собираться в последнем месте их встреч, кафе-поплавке «Фарах-бот» на Ниле, чтобы почтить память старшего друга и учителя, обменяться информацией о последних посвященных ему публикациях.

Не все пишущие о Махфузе разделяют их оценку «Снов…». Но никто, в том числе и считающие Махфуза устаревшим молодые писатели, «дети Интернета», не отрицает его великой роли не только как создателя, но и постоянного, неутомимого обновителя арабского романа; художника, видевшего свою миссию в том, чтобы нести свое слово людям, даже если литература в наш век, как он с сожалением констатировал во многих своих статьях и интервью, «не руководит и не направляет».

Но исследователям предстоит еще проделать большую работу, чтобы прояснить вопросы, неизбежно возникающие при чтении произведений, тем более при изучении творчества Нагиба Махфуза, понять и оценить во всей его масштабности и глубине художественное наследие египетского романиста.

Дамы и господа!

Прежде всего хочу выразить благодарность Шведской академии и ее Нобелевскому комитету за то, что они удостоили своим благосклонным вниманием мои долгие и упорные творческие усилия, и высказать надежду на то, что присутствующие здесь терпеливо выслушают мои, обращенные к ним слова на незнакомом большинству из них языке. Но именно он, этот язык, истинный лауреат премии, и его мелодия должна звучать, в первый, но, я очень надеюсь, не в последний раз, в этом оазисе вашей культуры, чтобы писатели из моего народа радовались тому, что они заслуженно находятся среди ваших писателей с мировыми именами, подарившими радость и мудрость нашему исполненному горестей миру.

Господа!

Корреспондент одной иностранной газеты в Каире сообщил мне, что в момент объявления моего имени в качестве лауреата премии воцарилось молчание, и многие задавали вопрос, кто я такой. Позвольте мне представиться вам с той объективностью, которая доступна человеческой природе. Я сын двух цивилизаций, заключивших на одном из этапов истории брак, оказавшийся счастливым. Возраст первой — семь тысяч лет, это цивилизация эпохи фараонов. Возраст второй — тысяча четыреста лет, это исламская цивилизация. Очевидно, нет нужды знакомить кого-либо из вас, людей высокой культуры и науки, с этими двумя цивилизациями. Но, находясь в этом месте совета и взаимного знакомства, нелишне повспоминать.