Мария Боброва - Марк Твен

О том, насколько ясна была для Твена демагогия захватчиков-«патриотов», говорит такая запись:

Патриотизм. «Слово, которое напоминает грабеж. Нет ни клочка земли в мире, который не представлял бы отнятого владения или еще раз захваченного бесчисленным рядом «владельцев», каждый из которых превращается в «патриота», с сердцем, переполненным гордостью, защищается от следующей банды грабителей» [494].

Пройдет пять лет, и практика дельцов-«патриотов» заставит Марка Твена окончательно отделить идеи патриотизма от демагогических криков агрессоров.

«…Настоящий патриотизм, — заявит Твен со страниц «Североамериканского обозрения», — единственно рациональный патриотизм — это преданность народу во все времена, преданность правительству, если оно заслуживает этого» [495].

Заслуживает ли?

В речи «Продажность в муниципалитетах», произнесенной Твеном в январе 1901 года, писатель громит коррупцию в государственных учреждениях, где цены на голос избирателя зависят от «аппетитов» продающихся.

Убийственным сарказмом звучат приведенные Твеном слова одного политического дельца, Билла Стайлса, который сетовал:

«Просто руки опускаются, так трудно найти честных людей, которые, однажды продавшись вам, оставались бы вашими».

Речь «Продажность в муниципалитетах» была произнесена в разгар избирательной кампании, когда по всей стране прокатились волны протеста и гневного возмущения народа. Президентские выборы прошли при всенародном внимании к главному политическому фактору — поведению Америки на мировой арене. Твен, принявший активное участие в избирательной полемике, использовал ее для резкого осуждения внешней политики; он не хотел знать ни демократов, ни республиканцев, проклинал обе партии и кончил тем, что отказался идти к избирательным урнам, не желая голосовать ни за Брайана — демократа, ни за Мак-Кинли — республиканца. «Я не хочу поддерживать человека, который отправляет наших мальчиков в качестве добровольцев на Филиппины- сражаться под обесчещенным флагом», — заявил Марк Твен, характеризуя Мак-Кинли в упомянутой речи [496].

«…Я не пожелал голосовать ни за того, ни за другого кандидата и сохранил свой избирательный бюллетень в чистоте и непорочности», — иронизирует Твен и предлагает организовать третью партию в стране, которая бы следила за двумя буржуазными партиями и не давала бы им жульничать [497].

События на Филиппинах глубоко задевали в Твене честь американца — сына народа, за чью спину прятались виновники преступных дел в колониях. Его остро волновало то, что народ, дезориентируемый буржуазной печатью, не знает всей сути происходящих событий. В письме к Твичелу от 29 января 1901 года Твен писал: «Великий несведущий народ ничего не знает, даже самого простого, о филиппинском эпизоде, он опозорен перед саркастически смотрящим на него миром». «Я запачкан этими делами», — заканчивает письмо Твен [498].

Писатель старался использовать любую форму общения с простыми людьми Америки, для того чтобы открыть им глаза на происходящее. Например, в конце 1900 года, под новый, 1901, год им была приготовлена речь для митинга Общества Красного Креста под названием: «Приветствие от XIX века XX веку». В ней он язвительно приветствовал «величественную христианскую нацию», «запятнанную, грязную и обесчещенную пиратскими нападениями в Киоку, Маньчжурии, Южной Африке, Филиппинах, с душою, полной низости, с карманами, полными взяток, с речью, полной благочестивого лицемерия; дайте ей мыло и полотенце, но спрячьте зеркало» [499]. Это «приветствие», появившееся в «Геральд» 30 декабря 1900 года, имело огромный успех. Все газеты антиимпериалистического направления охотно перепечатали его.

«Антиимпериалистическая лига» выпустила его в виде открыток с добавлением стихов-куплетов, видимо составленных Марком Твеном. После слов «спрячьте зеркало» стояло такое двустишие:

Во время выборов 1901 года Твен много выступал, обращаясь к народу. И хотя не примкнул к определенной партии, он «скрестил копье» с крупнейшей политической организацией партии демократов — Таммэни-Холл. Твен выступил против главы Таммэни-Холл Крокера, в прошлом содержателя бара, темного политического дельца, замешанного во многих уголовных делах и хищнических операциях.

Речь Твена, серьезная и патетическая, свидетельствовала о многообразии форм в ораторском искусстве прославленного юмориста. Вот ее начало:

«Я обвиняю Ричарда Крокера в тяжких преступлениях и проступках.

Я обвиняю его от имени людей, чье доверие он предал.

Я обвиняю его от имени всех людей Америки, чью национальную репутацию он обесчестил.

Я обвиняю его во имя тех вечных законов справедливости, которые он преступно нарушил.

Я обвиняю его от имени самой человеческой природы, которую он грубо нарушил, оскорбил и подавил в лице обоих полов любого возраста, положения и условий жизни» [501].

В речи Твена не было прямых доказательств преступной деятельности Крокера, но она произвела огромное впечатление на слушателей потому, что за ней стояли недавние события позорной и кровавой политики Америки на Кубе, на Филиппинах и в других местах земного шара. Твен громил не только Крокера, но американский империализм. Его речь, отпечатанная в тысячах экземпляров, была широко распространена среди избирателей. Писатель оказался душою избирательной кампании и настолько вдохновился, что даже демонстрировал вместе с толпою по Бродвею. Митинговал он против Крокера до тех пор, пока не заболел, но своего добился: партия демократов на выборах потерпела поражение.

А о Марке Твене простые люди Америки сложили песенку, которую он с удовольствием прочел в одной из газет:

Но одержанная победа была тут же омрачена новыми известиями с Филиппин. Спустя несколько лет во втором томе «Автобиографии» (1906) Твен с болью и стыдом вспоминал о бойне, которую устроил генерал Леонард Вуд (Твен называл его «шулером в чине генерала») близ Джоло: в кратере вулкана было уничтожено 600 безоружных туземцев племени мор о — мужчин, женщин, детей.

Выражая свой величайший гнев и возмущение «кровавой резней», Твен рисует картины того, как оставшиеся в живых младенцы плачут около мертвых матерей, а американские генералы празднуют «победу».

«Да, это была несравненная, величайшая из побед, которые когда-либо одерживали христианнейшие воины Соединенных Штатов», — сатирически комментирует Твен [502].

Он тщательно анализирует впечатление от этого сообщения в США. Даже реакционные газеты ошеломленно молчали, не зная, как отнестись к происшедшему. Лишь президент Теодор Рузвельт (Твен неоднократно признавался, что ненавидел его и как человека и как политического деятеля) послал генералу Буду и его офицерам телеграмму, поздравляя их с «блестящей военной победой, поддержавшей честь американского флага».