Мария Боброва - Марк Твен

Когда в 1899 году вспыхнуло боксерское восстание в Китае, Марк Твен называл себя «боксером» и, намекая на «аппетиты» американских монополистов в Китае, говорил в речи «Ассоциация общественного образования» (1900): «Боксер-патриот. Он любит свою страну больше, чем страны других народов. Я желаю ему удачи» [512].

Твен резко осуждал вмешательство Америки в китайские дела в памфлете «Дервиш и дерзкий незнакомец», зло радовался, что, несмотря на «труды» американских миссионеров в Китае в течение последних восьмидесяти лет, четыреста миллионов китайцев «божьей милостью» убереглись от «цивилизации».

В таком же сатирическом духе Твен представляет «дары цивилизации» для Китая в одном из самых сильных своих антиимпериалистических памфлетов «Соединенные Линчующие Штаты» [513].

Твен пишет: «Все согласны с тем, что китайцы — превосходный народ, благородный и трудолюбивый, верный, добрый и все прочее. Так предоставьте же их собственной судьбе, им и так хорошо. К тому же каждый обращенный рискует заразиться нашей цивилизацией.

Нам следует поступать осторожно. Следует дважды подумать, прежде чем подвергать их такому риску, — ведь стоит только цивилизовать Китай, его уже потом никогда не расцивилизуешь» (курсив Марка Твена) [514].

Твен-публицист часто призывал «повесить священников», грабивших Китай, Маньчжурию, Филиппины. Зимой 1901 года он дал генеральное сражение «черному воронью» и тем, кто засылал его в колонии, в гневной публицистической статье «Человеку, ходящему во тьме». Статья появилась в феврале 1901 года в журнале «Североамериканское обозрение» и наделала много шуму. Сто двадцать пять тысяч экземпляров статьи Твена были использованы для политической пропаганды, которую вела Антиимпериалистическая лига. Появление статьи вызвало целую бурю возмущения со стороны реакционной Прессы; особенную ярость проявляли газеты религиозной ориентации, которые выходили с заголовками через всю полосу: «Марк Твен — предатель».

Нападки врагов писатель воспринимал спокойно и неплохо чувствовал себя среди этого кипения страстей. Встретившись перед напечатанием статьи с художником Даном Бирдом, он рассказал ему, что Гоуэлс, прочтя рукопись, сказал: «Печатайте, но вас повесят…» [515]. Марк Твен рассказывал об этом смеясь и с нескрываемой гордостью.

Памфлет Марка Твена, как и многие другие его публицистические статьи этого периода, выдержан был в жанре «обозрения».

Писатель собрал рождественские и новогодние вырезки из нью-йоркских газет («Трибюн», «Сан») и на этом материале показал, какая пропасть существует между «официальной ложью» и действительным положением в общественно-политических делах. Для праздничного номера газеты «Трибюн» был характерен восторженный тон: рождественская заря восходит над Американскими Штатами, и люди полны надежд, стремлений и веселия; придирчивый ворчун, который может появиться здесь или там, найдет своих слушателей; большинство же пройдет мимо, удивляясь: что с ним случилось?

Марка Твена глубоко возмутил этот фальшивый, наигранный оптимизм. Даже такая газета, как «Сан», вынуждена была говорить об ужасных преступлениях против человечества, совершенных во имя политических принципов «в некоторых наиболее известных восточных областях».

В другом месте газета приводила отчет «его преподобия мистера Эмента», члена американской коллегии иностранной миссии в Китае, который сообщал, что с китайцев были собраны возмещения за убытки, причиненные иностранцам боксерским восстанием, по триста таэлей за каждое убийство, и, кроме того — полное вознаграждение за уничтоженную собственность, принадлежавшую христианам, и национальный штраф в тринадцатикратном размере (контрибуция). «Преподобный мистер Эмент» добавлял при этом, что деньги, полученные таким образом, «были употреблены на пропаганду евангелия» и что сумма эта была умеренной по сравнению с тем, что делали католики, которые требовали в дополнение к деньгам жизнь за жизнь и «собрали» в одном районе шестьсот голов несчастных китайцев.

Марк Твен обвинял миссионеров и американских политиков в тяжких преступлениях, содеянных в Африке, Китае, Филиппинах. В качестве доказательств писатель приводил правительственные донесения, частные письма, официальные сообщения и показывал, какой бесчеловечно-жестокой была война, затеянная теми, кто заявлял во всеуслышание, что их целью было нести «свет цивилизации и евангелия» «невежественным нациям». Твен зло высмеивал «миролюбие» агрессоров, шествующих «с флагом князя Мира в одной руке и с корзиной вора и ножом убийцы — в другой». Писатель взывал к совести своих соотечественников, к их разуму, к честности.

«Будем ли мы навязывать нашу цивилизацию людям, ходящим во тьме (так американские миссионеры лицемерно называли жителей колоний. — М. Б.), или оставим этих несчастных в покое? — писал Твен. — Будем ли вводить в заблуждение весь мир нашей ханжеской шумихой и всех вокруг вовлекать в эту игру или лучше, угомонившись, здраво все обдумаем? Не лучше ли собрать воедино все дары нашей цивилизации и подсчитать, сколько товара у нас в наличии — сколько стеклянных бус и богословия, пулеметов и молитвенников, виски и факелов Прогресса и Просвещения (запатентованных и автоматически действующих) понадобится — они могут быть употреблены для поджога сел и городов» [516].

Твен-сатирик создает здесь точный реалистический образ, пользуясь лексиконом и деталями, наиболее характерными для торгашеского обихода колонизаторов-бизнесменов. Миссионеры, по его определению, — это первая фаланга разведчиков-грабителей; за ними следует сложная машина «треста «Дары цивилизации». Эта «лавочка» навязывает жителям колоний свою «продукцию». Упаковка красива, «а внутри находится товар, за который клиент, ходящий во тьме, расплачивается своими слезами, своей кровью, землей и свободой!» — гневно пишет Твен. [517]

Выступление Марка Твена произвело большое впечатление на современников. К нему волной полились письма с выражением одобрения, восхищения «простой правдой» писателя. Его стали называть «американским Вольтером»; о нем говорили: «Твен окунул свое перо в яд и написал беспощадную статью»; газеты Америки и Англии комментировали ее.

Общественный резонанс, который имела статья, обеспокоил правительственных чиновников. Цитаты из доклада Эмента, легшие в основу статьи Твена, были объявлены «неточными». Чиновники рассылали каблограммы, снаряжали дознания и следствия и добились того, чтоб донесение Эмента было «признано» «сильно преувеличенным»: в соответствующем месте нужно якобы читать не в «тринадцатикратном размере», а в размере одного с третью». Поэтому, дескать, пусть мистер Клеменс возьмет обратно свои обвинения и извинится.