Сергей Щепотьев - Супруги Голон о супругах Пейрак

Поэтому Анжелика соглашается с матерью семерых детей, «дородной, краснощекой, невероятно голубоглазой, имевшей способность нравиться мужчинам и частенько наставлявшей мужу рога» мадам Ле-Башуа, которая объясняет ей: «Он всегда предпочитал рассматривать любовь как развлечение или как искусство. Он, поэт и трубадур, лишь благодаря вам понял, что любовь способна разъедать сердце...»

Еще по пути в Квебек, когда впереди были «праздники, и светские развлечения, и лукавство, козни, скрытые заговоры, смерть, счастье, любовь — и за всем этим тени заговорщиков», Анжелике довелось благодаря мужу словно бы возвратиться в Тулузу. Склонный к эпикурейству и авантюре маркиз де Вильдаврэ настаивает на захвате четырех бочек бургундского вина на судне, следующем в Квебек под командованием «отъявленного негодяя», контрабандиста Рене Дюгаса. Позже выясняется, что вино это предназначалось для епископа и губернатора Фронтенака. Это обстоятельство повергает в уныние находящегося на борту «Голдсборо» интенданта Карлона. В перепалке между ним, Вильдаврэ и Пейраком возникает тема Альбигойи, и «всеми овладел страх», ибо Жоффрэ уже бросает интенданту, как когда-то архиепископу Тулузы, свое враждебное: «Северянин!».

Но, все по тому же закону разрядки накалившейся атмосферы, о котором писал И. Эренбург, Пейрак вскоре предлагает за ужином игру: «А все-таки, месье интендант, разве не стоит иногда ломать представление, сложившиеся о нас у людей?.. Опрокинем эти представления? Откроем карты, обнажим свою суть! Давайте будем считать, что мы среди своих друзей... Посмотрим в глаза друг другу. И без уверток!... Вглядимся друг в друга и откроем друг друга, без стыда, без прикрас, без недомолвок».

Результат не замедлил сказаться: «Необычайное предложение Пейрака разом изменило всю атмосферу».

Так начинается одна из самых удивительных глав всего романа-потока Голон, «Истина и вино» из «Анжелики и заговора призраков».

По примеру хозяина его гости друг за другом отвечают на вопрос: «Что бы я хотел делать, если бы моя судьба сложилась иначе?». И каких только открытий не делаем мы вместе с персонажами книги!

Конечно, нет ничего неожиданного в том, что Пейраку недостает кельи алхимика: за свое пристрастие к науке он и был обвинен в колдовстве. Не удивительно и желание Барсампи «быть своим старшим братом», чтоб устраивать «праздники, как Фуке в Во-Де-Виконт»: судьба младшего сына в дворянской семье, как известно, всегда была печальной. В желании акадийского помещика Гранбуа быть богатым и спать с молодой женой тоже не было бы ничего удивительного, если бы не его аргумент: «Не могу спать один. Мерзну. И страшно»...

Но внезапное признание его соседа Вовнара о несбывшемся желании стать иезуитом «ошеломило всю компанию: всем был известен бешеный нрав этого человека». А он не воплотил свою мечту, потому что «испугался. Понял, что духовное лицо всегда стоит одной ногой в потустороннем мире».

Причина, по которой старый морской волк Эриксон желал бы стать польским королем, внушает уважение: «При коронации польские короли дают обет трудолюбия».

Бедность заставила и Фальера покинуть полк мушкетеров, чтобы сменить шпагу, которой он неважно владел, на инструменты топографа.

Парадоксальное желание жизнелюба Вильдаврэ — быть женщиной — могло бы показаться наивным по мотивировке («Завидую их веселости, расточительности, нарядам, беззаботности»), если бы вскоре маркиз не проявил тонкое понимание женской психологии: «Она без ума от вас, — говорит он Жоффрэ. — Кроме вас, никто в счет не идет». И поясняет: «Вы — единственный, кто может заставить ее страдать». А Пейрак, подумав, соглашается, что «в этом истина любви — быть способным заставить страдать, внушать опасения», ибо «если сердце разрывается, значит, оно любит».

Более же всего удивляет общество — и читателей — интендант Карлон, сознавшись, что в юности учился праву с Жан-Батистом Покленом [113] Настоящая фамилия великого драматурга и актера Мольера. и хотел, как он, стать актером. Но отец поколотил его палкой и пригрозил выгнать из дому, и Карлон стал чиновником.

Анжелика утешает интенданта тем, что Мольер «дорого платит за аплодисменты королевского двора». И Жоффрэ старается развеять нахлынувшую на участников беседы грусть, поднимая бокал «за нашу жизнь! За наши удачи! За наши мечты!.. За Мольера! — добавил он, повернувшись к Карлону.

- За Мольера, — повторил Карлон чуть слышно, и глаза его увлажнились...

...Они медленно выпили. И в искрящемся вине виделись им южное солнце, и холмы с призрачными пещерами, и воскресла в памяти поэтичная картина сбора винограда, и потемневшие от времени виноградные прессы, и обнаженные тела мужчин, ныряющих в булькающий и пенящийся сок в исполинских дубовых чанах.

- За Бургундию! За французское вино! За короля Франции! — восторженно выкрикивал Вильдаврэ.

И при мысли о том, как далека от них родина, как забыты они на этой бесплодной земле, им захотелось плакать. И не знали они, чего более в этих слезах, горечи или нежности к старшей дочери Церкви — Франции, на алтарь которой они готовы были принести все свои бесчисленные жертвы.

Карлон тоже плакал. Он думал о Мольере».

И читатель (если он оправдывает то высокое к нему доверие романиста, о котором писал Пьер Декс) невольно проникается щемящей ностальгической нотой этих строк, вызывающих и в наших душах резонанс воспоминаний об ушедшем, несбывшемся, далеком и дорогом: о большой и малой родине, об устремлениях юности и о том, что, по словам Гранбуа, «когда наступает время все узнать как следует — пора умирать».

Но, как любит повторять оптимист Вильдаврэ, жизнь прекрасна.

В Новом Свете жизнь бьет ключом. Купцы, ремесленники, всесильные иезуиты, «лесные бродяги», которые «совместно с индейскими трапперами занимались незаконной торговлей, контрабандой, охотой и рыбной ловлей» [114] Райерсон С. Б. Указ. соч., с. 129. , — вот неполный список тех, с кем в Квебеке сталкиваются супруги Пейрак.

Неоднозначные, психологически сложные, этнографически точно выписанные образы индейцев соседствуют здесь с яркими характерами старожилов колонии: мудрой, гуманной монахиней Маргерит Буржуа, встреченной Анжеликой еще в Тадуссаке, где она познакомилась и со стариком Кариллоном; в Квебеке же есть свой старик, Лубетт, в отличие от живущего с правнучкой Кариллона — совсем одинокий; Сабина де Кастель-Моржа носит ему еду, а маркиз де Вильдаврэ мечтает заполучить его красивый и добротный дубовый буфет...

Интересна подруга интенданта Карлона, мадемуазель д'Урдан, которая ежедневно пишет письма живущей в Париже подруге, чтобы дважды в год — с приходом транспорта из Франции — отсылать их по назначению. А в перерывах между созданием этой оригинальной летописи читает гостям «Принцессу Клевскую» мадам де Лафайет [115] Мари Мадлен де Лафайет (1634-1693) — французская писательница, родоначальница женского романа. .