Вадим Баранов - Горький без грима. Тайна смерти

Ошибочно было бы полагать, однако, что наступал вообще какой-то закат Горького. В глазах большинства он по-прежнему выглядел основоположником, буревестником революции и т. д. и т. п. Писал статьи и приветствия различным организациям, редактировал журналы и книги, вел обширнейшую переписку. Куда только не избирали его: депутатом Московского и Ленинградского Советов, и делегатом на съезд Советов от Нижегородского (то бишь, теперь уже Горьковского края), и даже членом райисполкома Арзамасского района. Его продолжали приглашать на официальные торжества, где присутствовала руководящая верхушка, — как, к примеру, празднование 16-летия Первой конной армии Буденного в феврале 1935 года или физкультурный парад на Красной площади 30 июня, куда он был приглашен вместе с Ролланом.

И Мехлис, отклонивший его статью в «Правде», сделал жест: прислал телеграмму с просьбой написать приветствие съезду комсомола… Хотя жест, прямо сказать, не вполне ловкий: по поводу приветствия такого рода логичнее было ждать обращения к нему кого-то из секретарей ЦК ВЛКСМ. А в конце прошлого, 1934 года, «Правда» дала положительную рецензию на первый номер журнала «Колхозник», созданного по инициативе Горького и руководимого им…

Да, внешне все выглядело благоприлично. Но на Горького оказывали постоянно возрастающее, незаметное постороннему глазу давление. И именно для того, чтобы исключить всякую возможность предположений о таковом давлении, надо было заботиться о создании положительного фона. И тогда все негативное, страшное, трагическое можно будет списывать на волю случая. Или — на происки ловко маскирующихся врагов. К примеру, неожиданная смерть Максима. Кому это выгодно в самый разгар подготовки важнейшего политического мероприятия — съезда писателей? Тем, кто не хочет сплочения писательских сил вокруг партии…

Избирают Горького главой делегации советских писателей на международный конгресс в защиту культуры в Париже. 8 июня 1935 года он уже получил заграничный паспорт. Подготовился к выступлению. Но… поездка не состоялась: врачи не рекомендовали. Зато прекрасным здоровьем отличался молодой Панферов, который и поехал в Париж.

Что касается здоровья, то оно действительно было у Горького, мягко говоря, не блестящим. Да и возраст сказывался: середина седьмого десятка. Приходилось пользоваться порой кислородными подушками. Но работоспособность он продолжал сохранять воистину феноменальную, и перечень осуществляемых им дел и начинаний потребовал бы слишком много места — достаточно заглянуть в 4 том его летописи жизни и творчества. Тяжелобольной человек так работать не мог бы. И тем более больной человек не стал бы без конца расширять круг своих обязанностей. А Горький поступал именно так.

Весной — летом 1935 года в связи с подготовкой к 20-летию Октябрьской революции он проводит несколько многолюдных совещаний с представителями художественной интеллигенции: писателями, композиторами, живописцами, кинорежиссерами, архитекторами. Производился как бы смотр сил накануне крупных торжеств. Особенно отметил Горький успехи в области музыки. А известную помощь в проведении некоторых из этих встреч оказывал ему Роллан, великолепный знаток музыкального творчества. Летом 1933 года Горький посылал ему партитуру оперы Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» и некоторые другие, как он считал, наиболее значительные сочинения советских композиторов.

Получалось, что вопреки критическим выступлениям «Правды», в начале 1935 года Горький не только не сложил руки, но стал расширять круг своих сторонников, завоевывать новые позиции. Возникала необходимость весомо высказаться по этому поводу.

И вождь решил сделать это лично, в присущей ему манере, исключающей какие-либо кривотолки. 5 декабря 1935 года в редакционной статье «Правда» опубликовала заявление Сталина о том, что Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи и что забвение его памяти равносильно преступлению.

В Маяковском Сталину всего дороже был государственный поэт, готовый во имя выполнения госзаказа добровольно наступить на горло собственной песне, не дожидаясь, когда за него это сделает власть.

Как мы помним, в докладе о поэзии на I съезде писателей акценты были расставлены совсем иначе. Бухарин счел возможным говорить тогда, что агитационные формы в поэзии устарели, что нужна большая интеллектуальная насыщенность стиха, и поднимал на щит Бориса Пастернака. Делегаты по-разному отнеслись к этому тезису, и сомнения в его правомерности выражали те, кто продолжал пропагандировать упрощенные представления о сущности поэтического творчества. Теперь великий вождь лично все расставил по своим местам.

В том же номере «Правды», от 5 декабря, была опубликована первая «Литературная страница» с уведомлением «От редакции»: «…партия уделяет сейчас особое внимание вопросам критики, привлекает к этому лучшие литературные и научные силы, могущие обеспечить высокий уровень идейно-политической оценки и художественного анализа». Значительное место в полосе заняла статья И. Лежнева «В чем нуждается писатель». Вполне понятно, что после столь многообязывающего заявления о задачах критики мы не можем рассматривать автора основной статьи как фигуру случайную.

Хозяин все любил обдумывать заблаговременно. В 1935 году он сделал необычный кадровый ход, назначив Лежнева в «Правду» в качестве руководителя отдела критики и библиографии, литературы и искусства.

Почему это назначение могло вызвать удивление и даже недоумение? Потому, что только великим дано понять: правило сильнее всего… исключением из него!

Биография Лежнева была, мягко говоря, небезупречной. В молодости увлекался идеями большевиков, состоял в РСДРП, но, как и многие, в годы реакции отошел от активной политической деятельности. После революции сотрудничал в партийно-советской прессе, но в период нэпа руководимый им журнал «Новая Россия» вызвал резкую критику петроградского руководства и даже попытку закрыть его уже после выхода второго номера. В мае 1922 года Сталин направляет записку всем членам Политбюро, в которой излагает указание Ленина в трехдневный срок прочитать № 2 «и голосовать следующее его предложение. Отменить закрытие, найдя удобную форму отмены, и выждать еще пару номеров, а о Лежневе собрать подробные сведения» [68] См.: «Вопросы литературы», 1992, вып. 1, с. 111. .

Журнал продержался до 1926 года, но все же был закрыт, а его редактору предложили выехать за границу.

Работая в советском торгпредстве в Берлине, Лежнев много размышлял над тем, что происходит в стране, и в итоге написал большую автобиографическо-публицистическую книгу «Записки современника», в которой доказывал органичность своего прихода к марксизму сквозь лабиринт разнообразных идеологических и политических течений — от ницшеанства и веховщины вплоть до сменовеховства.