Илья ШТЕМЛЕР - BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА

Оля, как официально признанный руководитель организации, взяла на себя разработку всех «мелочей». Определила дату - девятое марта 1988 года. Послала в исполком запрос на разрешение демонстрации. Письменно предупредила дирекцию обсерватории, партийные органы. Сделала все, как советовали опытные москвичи. Чтобы не дать будущему суду обвинить организацию в нарушении закона… Сообщила зарубежным корреспондентам. Поставила в известность консульства Англии и Франции. И лично вице-консула США господина Гудрича…

Ночью Латинские не могли уснуть - решали, как быть с Анечкой, ей ведь только девять лет. Точку поставила Оля:

- Наш ребенок, как ни печально, должен быть боец. Должен быть готовым ко всему. После восемнадцати она отсюда уедет, пусть одна, но уедет. Анечка завтра будет рядом с нами. И все!

Сотрудники Геофизической обсерватории имени Воейкова в это утро были озадачены - на тихой улочке у обсерватории они насчитали три милицейские «ракушки» и две машины «скорой помощи». С чего бы это?.. Семейство Латинских и их сподвижники собрались в условленном месте у станции метро «Площадь Мужества». Казалось, это кучкуется группа туристов, если бы один из них не придерживал детскую коляску, а макушку другого паренька дерзко не украшала плоская шапочка-кипа. Кроме того, многие в руках держали рулоны и чертежные тубусы. Оживленно переговариваясь, группа двинулась по улице Генерала Карбышева к обсерваторскому комплексу… Оля вглядывалась вдаль - проходными дворами от Политехнической улицы должны появиться зарубежные журналисты и наблюдатели из консульств, так договорились - присутствие митингующих обеспечивала группа поддержки. Однако пока Оля видела лишь милицейские «воронки» и машины «скорой помощи»…

У главного входа в обсерваторию группа остановилась, рассредоточилась вдоль тротуара и развернула свои плакаты. Так, вероятно, Тимур и его команда предъявляли ультиматум хулигану Квакину - не хватало только пионерского горна… В окнах обсерватории появились любопытствующие лица…

Казалось, они уже вечность стоят перед сумрачным обсерваторским корпусом. Но прошло всего минуты две или три. И тут боковым зрением Оля увидела бегущих от «воронков» милиционеров…

- Кто позволил?! - проорал грузный офицер. - Где разрешение на пикет?! Вы писали в исполком? А вам не ответили?! Сворачивайте свою наглядную агитацию!

В машину их! - приказал он подчиненным. - Подгоняй сюда транспорт!

Последовала безобразная возня. Часть плакатов в суматохе превратили в клочья, а часть, как вещдок, свернули и отправили в чрево «воронка» вместе с «Бедными родственниками». Ося подсадил Анечку, Оля протянула руки из вонючего «транспорта» и приняла дочь. С высоты машины она заметила в окружающей толпе ребят из группы поддержки.

- Только без рук, без рук! - огрызался Ося на милицейское усердие.

- Дай ему поджопник, живее будет! - разорялся офицер.

В отделении милиции составили протокол, и вскоре «родственников» повезли в суд. Дежурная судья - неопрятная, грузная дама, - упрятав колечко сивых волос под косынку, тут же самолично отстукала приговор на ветхой пишущей машинке. Оле (с Анечкой), а также двум другим «родственникам» - штраф по сорок рублей. Осе и двум особо горластым молодым людям впаяли по десять суток ареста - за нарушение общественного порядка. Суд окончательный и обжалованию не подлежит. Что?! Объявите голодовку? Голодайте на здоровье! Все! Увести осужденных!

Оля металась по квартире. Куда их отправили, в какую тюрьму? Надо все выяснить, отнести передачу, теплые вещи… В те времена ни одна связь так быстро в Ленинграде не работала, как «почта отказников». Срочно созванный совет «родственников» вывел Олю на Никиту Сергеевича Демина, альтруиста, человека «со связями», которые он наладил за многолетний опыт общения как с правозащитниками, так и с властями. Демин хлопотал за осужденных. Бескорыстно, на свой страх и риск. Он контролировал Фонд помощи, основанный на пожертвованиях - отечественных и зарубежных… Созвонившись с Деминым, Оля вскоре узнала, что Ося с товарищами сидит в тюрьме на улице Каляева, что им необходимо доставить теплые вещи, мыло, полотенце - «суточникам» это все не положено, - а с едой можно повременить - они объявили голодовку, все сожрут охранники…

- Как сядут евреи, так сразу скандалы и голодовки, - ворчал сонный офицер, принимая от Оли баул с вещами для троих «суточников». - Наш брат сидит тихо, ест что дают. Как сядет еврей - скандал и голодовка. Ничего, долго не проголодуют - себе дороже…

Ночью в новостях зарубежных «радиоголосов» Оля, замирая, слушала сообщения о демонстрации «отказников» в Ленинграде. Своя фамилия казалась ей чужой, не имеющей к ней отношения… Тотчас затрещал телефон. Олю поздравляли, словно они с Осей получили разрешение на выезд. Были и другие звонки - из Франции, Англии, Бельгии, Америки. Оказывается, мир такой маленький. Интересовались началом активных протестов в Ленинграде. Особенно в связи с предстоящим митингом в Александровском сквере, на котором Оля должна выступать как руководитель движения «Бедные родственники» и рассказать об аресте…

На митинге в Александровском сквере, не обращая внимания на ораву милиционеров и стукачей, Оля познакомилась с вице-консулом США господином Гудричем и сотрудниками консульства Англии и Франции… Оле казалось, что она падает в пропасть. Упоение опасностью - удивительное свойство человеческой психики. Оля шла вперед, точно заговоренная. Она знала, что сейчас нельзя делать паузу. Следующий намеченный митинг у завода «Позитрон», где работал ее брат, должен быть проведен «по графику», объявленному журналистам. Ведь брат и сестра Оли шли в одной упряжке с родителями… Оля была уверена, что ее арестуют. Насчет Анечки она не беспокоилась - новые ее друзья позаботятся о ребенке, а там, глядишь, выйдет из тюрьмы Ося…

Так и случилось. Демонстрация у завода «Позитрон» с плакатом «Сергей Сердюк, гибель сестры - не путь к карьере» окончилась арестом трех человек основной группы. На этот раз Олю с товарищами в суд не везли - судья сам приехал в милицию. Арестанты могли гордиться таким вниманием. Оля совершенно «обнаглела» - затребовала для себя и товарищей адвоката.

Судья отпустил подсудимых, дав им три дня на поиск адвокатов. Что, кстати, оказалось делом не простым. Большинство адвокатов от дела открещивались, не хотели ввязываться в политику, боялись. Бывалый «отказник» Зелеченок посоветовал обратиться к известному адвокату Юрию Шмидту. Тот согласился, но попросил несколько дней для ознакомления с делом…

Ося вернулся из тюрьмы через… одиннадцать суток. Пересидел! Судья, та баба в косынке, перепутала даты начала и конца заточения… Ося вернулся обросший, худой, глазастый. Тюремщики его отвезли в безлюдное, бестранспортное место. «Думал, что везут на расстрел», - всерьез сказал Ося. Высадили в поле и уехали… «Слава богу, - всплакнула Оля. - Меня, наверное, тоже посадят. Хорошо, что ты вернулся - присмотришь за Анечкой». - «Только не вздумай голодать, - вздохнул Ося. - Толку мало… Впрочем, может, обойдется, у тебя хороший адвокат». - «Не обойдется, - ответила Оля. - Я не хочу оправдательного приговора. Нужен нормальный, гласный судебный процесс. При журналистах. Если меня и ребят оправдают - наше дело уйдет в песок. Я адвоката просила - не надо защищать. Его задача - противопоставить наше дело аморальной незаконной государственной политике. Отсижу десять суток, ничего страшного». - «Десять суток! - усмехнулся Ося. - Поверь, это тяжелое испытание. Человек, осужденный на длительный срок, не чувствует того, что сваливается на голову «декадника». Когда власть старается обеспечить тебя по полной программе. Шанс попасть в психушку после десяти суток гораздо выше, чем после длительного срока, - статистика…»