Игорь Гарин - Ницше

Для Ницше важно не знание истины, но пребывание в ней, не абстракция истины, а личность в событии. Истина — не то, что вне, но то, что внутри нас. Несколько переиначивая слова самого Ницше, можно сказать, что вокруг человека всё становится «миром». Не истина-отношение, не истина о чем-то, но организация мира «вокруг человека», творение человеком смысла бытия. Истина полезна, истина прагматична, истина целесообразна: «Истинно — это, в общем, не более как то, что целесообразно для человечества».

Педагогические идеи Ницше — не натаскивать, не вдалбливать догмы, но учить мыслить самостоятельно, не цепляться за старые истины, но стремиться к истинам новым. «…Первое условие воспитания — хороший воспитатель — встречается в Германии как исключение — в этом и заключается главная причина упадка немецкой культуры».

В публичных лекциях «О будущности наших учебных заведений», прочитанных Ницше в Базеле в начале 1872 года, рефреном звучала мысль о необходимости воспитания главной общественной силы — элиты, аристократов духа. Всеобщее образование, — говорил Ницше, — это пролог коммунизма. Ницше фактически предвосхитил идею «образованщины» — «плодов просвещения» в виде Шариковых. Следует честно и прямо признать необходимость классического образования и прагматического обучения в реальных школах, прививающих полезные знания, но не претендующих на высшее, элитарное.

Что означало для Ницше «преподавание», «воспитание»? Вот его ответ: воспитывать — значит направлять умы по такому пути, чтобы общий уровень развития возвысился, если не до понимания, то, во всяком случае, до всеобщего уважения гениальных произведений .

Ницше волновало омассовление знания, отношение к нему как к способу добывания куска хлеба. Наука постигается без всякого энтузиазма, писал он, видимо, опираясь на собственный опыт. В этом он видел трагедию просвещения. Вдохновение — непременный атрибут не только творца, но и воздействия творения. Этим жил он сам, это хотел видеть у других. Здесь следует искать корни ницшеанского элитаризма.

Ницше полагал, что познавать можно только существующее, реальное, бытийствующее, то, с чем можно находиться в определенных отношениях. Абсолютное, безусловное, запредельное не могут быть познаны потому, что находятся за гранью реальных, жизненных отношений. То, что не входит в какие-либо отношения с познающим, для него не существует и не может быть познано. Кантовская «вещь сама по себе» потому и непознаваема, что представляет собой такое безусловное бытие, голую абстракцию, идею. Свойства всего существующего познаются через действия на другие вещи. В отсутствие других вещей свойства объекта никак себя не проявляют: вещи даны нам через отношения, взаимодействия, восприятия. Поэтому без отношения объекта к чувственной восприимчивости и рассудочной активности субъекта свойства оказываются как бы бытием в себе, бытием, не знающем о себе. Реальность мира — это в определяющей степени то, как мы ее определяем. Реальность развертывается перед нами в меру схватывания субъектом все более сокрытых ее элементов. Онтология — это эволюция гносеологии.

Познание — атрибут жизни, одно из проявлений ее движущей силы — воли к могуществу: «Мера желания познать зависит от меры роста воли к могуществу… Каждая порода захватывает столько реальности, сколько она может одолеть и заставить служить себе».

Ницше действительно квалифицировал волю к истине как разновидность воли к власти: то, что мы мыслим, «истинно» лишь постольку, поскольку служит поддерживанию воли к власти. Впрочем, нечто подобное есть и у Декарта: «Обладание истиной делает нас хозяевами и обладателями природы».

Истина — одно из средств господства. Только сильные духом производят истины для собственного и широкого потребления. Как нет оснований для господства, так нет «объективных» критериев истины. По Глюксману, в данном случае налицо парадокс производства истины-фикции: «Если я говорю, что истина — это фикция, следует ли из этого, что истина фиктивна?»

Парадокс лжеца, который говорит «Я лгу», парадокс истинного мира, который становится выдуманным, и, наконец, парадокс выдумки, которая представляется истинной, — в этом состоит логика, в силу которой властитель, в понимании Глюксмана — Ницше, утверждает свое господство. Таким образом, Ницше доказал, согласно Глюксману, что мыслитель никогда не ищет и не находит некую объективную истину, но только «истину истины-фикции, мир миров».

В гносеологии Ницше верен себе: познание — проявление воли к власти в низших ее формах; «базовый текст» — принадлежит природе, силе; слабый человек, в лучшем случае, способен добраться до поверхности природной твердыни, «перевести» человеческое в природное, но сердцевина, глубина ему недоступны:

В нашем основании, совсем «внизу», имеется, видимо, нечто, не поддающееся изучению, гранит духовного фатума… В случае любой кардинальной проблемы слышится непреклонное «это „я“»… Время от времени находят определенное решение проблем… Быть может, это называют своими «убеждениями». Позднее в них усматривают только… указатели к проблеме, что мы есть, — вернее, к большой глупости, которую мы собою представляем, к нашему духовному фатуму, к тому, что совершенно «внизу» и что не поддается изучению.

Познание — полезные фикции, служащие «воле к власти», выражение жизненной силы, человеческой экспансии, способ покорения природы, возможность добиться поставленной цели, отнюдь не означающая достоверности исходных предпосылок.

Мы сами устроили себе мир, в котором можем жить, с помощью тел, линий, поверхностей, причин и следствий, движения и покоя, образа и содержания. Без этих символов веры никто не мог бы прожить. Но вместе с тем существование их вовсе еще не доказано — жизнь вовсе не аргумент: в числе условий жизни может быть и заблуждение.

…Вера в истину приводит нас к своему крайнему следствию: если и есть что-то, чему следует поклоняться, так это кажимость , которой будет нужно поклоняться; что не истина, а ложь божественна.

«Воля», «дело», «практика» для Ницше важнее мысли, идеи, интерпретации, хотя между ними существует глубинная связь: последние возникают для обслуживания первых. Первичен «практический инстинкт», обслуживающий «волю к власти», все остальное — у него на службе. В конце концов, не суть важно, истинны ли идеи, — важно, эффективно ли они работают. Неважно, чтó есть вещь на самом деле, важна действенность нашего мнения о вещи. При наличии последней сущность вещи тождественна действенному мнению о вещи.

Вещи обязаны своим существованием всецело деятельности представляющего, мыслящего, волящего, ощущающего индивида, и при том как понятие «вещи», так и все ее свойства.