Игорь Гарин - Ницше

Становиться целиком на сторону хорошего и полностью отрицать дурное — значит фактически отвергать жизнь, поскольку в этом случае человеку начинают предъявляться требования, чтобы он вытравил в себе те инстинкты, которые побуждают его враждовать, гневаться, жаждать мести.

Однако в реальной жизни добро и зло — две стороны одной медали; в ней положительное и отрицательное существуют нераздельно. Так, война признается злом, но она тем не менее ведется и, как ни странно, именно людьми, считающимися добродетельными и «хорошими». То же можно сказать о любой власти, в природе которой заложена тенденция приносить пользу и в то же время способность вредить. И так дело обстоит везде, ибо «люди дали себе все добро и все зло свое».

Ницше считает, что мораль, в которой добро отрывается и резко противопоставляется злу, «становится отравительницей жизни». Именно поэтому нужна такая мораль, которая бы не третировала зло, более того, строилась бы на его признании в качестве моральной ценности и жизненной необходимости. Такой моралью у Ницше и предстает разработанная им мораль эгоизма (иммораль), в основе которой лежит тезис: «Зло есть лучшая сила человека» и в то же время «архитектор и пролагатель путей гуманности».

Главная этическая идея Ницше, выраженная им в «Заратустре», не в отделении зла от добра, но в их конкуренции, борьбе, движении: «Заратустра первый увидел в борьбе добра и зла истинное колесо в движении вещей…» История человечества — наглядное опровержение тезиса о «нравственном миропорядке». Заратустра — потому правдив, что его правда выше добродетели. Ему чужда трусость идеалиста, обращающегося в бегство перед реальностью. Либо истина, либо доброта, либо ложь оптимизма, либо правда жизни.

У меня будет серьезный повод доказать чрезмерно тревожные последствия оптимизма … для всей истории. Заратустра был первым, который понял, что оптимист есть такой же декадент, как и пессимист, а может быть, еще более вредный; он говорит: « Добрые люди никогда не говорят правды. Обманчивые берега и ложную безопасность указали вам добрые; во лжи добрых были вы рождены и окутаны ею. Добрые все извратили и исказили до самого основания ». К счастью, мир не построен на таких инстинктах, чтобы только добродушное, стадное животное находило в нем свое узкое счастье; требовать, чтобы всякий «добрый человек», всякое стадное животное было голубоглазо, доброжелательно, с «прекрасной душой» или, как хочет господин Герберт Спенсер, альтруистично, значило бы отнять у существования его великий характер, значило бы кастрировать человечество и низвести его к жалкой китайщине.

Созидает не доброта, созидает — жизнь. Созидает борьба, стремление к истине, какой бы она ни была, созидает творчество, воля, вызов, ответственность, дионисийский дух в человеке. Созидать в самоослеплении невозможно. Слепота — преступление против жизни. Противоестественность, нравственное прекраснодушие — преступление против истины. Отказ от движущих сил жизни — неизбежный ее упадок. Жизнь, мудрость жизни, ее здоровье, ее сохранение — в ее вечном движении, в ее эгоизме, в ее стремлении превзойти себя. Жизнь — это Бог, в противном случае остается только смерть…

Ницше полагал, что жестокость — одно из самых старых и самых неустранимых оснований культуры, что эгоизм — ее движущая сила, что конкуренция — ее пища и воздух. Аскетизм — уход от мира из стремления не иметь конкурентов.

Ницше одним из первых осознал не только шаткость противопоставления добра и зла, но и тонкость перегородки, отделяющей истину от лжи: «Отказаться от ложных суждений — значит отказаться от жизни». Дело даже не в том, что жизнь невозможна без лжи, дело в том, что считаемое ложным сегодня вполне может оказаться истинным завтра — не только в быту, политике, искусстве, этике, но и в естественных науках, даже математике. Фактически Ницше принадлежит основополагающая идея современной эпистемологии: «И кто хочет всё понять… тот должен на всё нападать».

Истину Ницше отождествляет с ножом, резекцией, гибелью: «Познать или погибнуть». Истина должна врезаться в старое тело подобно скальпелю, истина — удаление раковой опухоли стареющего тела, истина — боль. Искать новую истину — терзаться, страдать, мучиться, корчиться от боли, а не бесстрастно рассуждать. Открытие — всегда акт героизма, акт нонконформизма, акт противостояния. Открывать — всегда ниспровергать, вступать в борьбу, побеждать.

Любимая мысль Ницше-модерниста, Ницше-обновителя морали: всё новое встречается старым в штыки, всё новое опасно для открывателя, но трагедия его в том, что пути назад нет…

Дурная совесть есть лишь предыдущая ступень, а не противоположность чистой совести: ибо все хорошее было когда-то новым, стало быть, непривычным, противным нравам, безнравственным и грызло, как червь, сердце того счастливца, который открыл его впервые.

До сих пор, — рассказывает он, — хуже всего умели думать о добре и зле. Это всегда было слишком опасным делом. Совесть, доброе имя, ад, а подчас даже и полиция не дозволяли и не дозволяют здесь откровенности; в присутствии нравственности, как и в присутствии каждой власти, думать или разговаривать не разрешается: здесь нужно — повиноваться. С тех пор как стоит мир, ни одна власть еще добровольно не соглашалась стать предметом критического обсуждения; критиковать нравственность, принимать ее как проблему, как нечто проблематическое — разве это не значило самому стать безнравственным? Но нравственность располагает не только всякого рода устрашающими средствами, чтоб отпугивать от себя беспощадную критику; ее сила и прочность еще больше коренятся в свойственном ей особом искусстве очаровывать людей: она умеет вдохновлять. Одного ее взгляда бывает достаточно, чтобы парализовать критическую волю, переманить ее на свою сторону, даже обратить ее против нее же самой, так что критик, подобно скорпиону, впивается жалом в свое собственное тело. С древнейших времен нравственность владела всеми средствами искусства убеждения: нет таких ораторов, которые не обращались бы к ее помощи. С тех пор как на земле говорят и убеждают, нравственность всегда оказывалась величайшей соблазнительницей — и, что касается нас, философов, она была для нас истинной Цирцеей.

Дело не в том, что добро, сострадание, любовь «не спасают», дело в том, что «слова» не защищают от реальности, от правды человеческого существования. Нужно опираться на действительность, а не уповать на «идеалы»: «Нам смешны претензии человека отыскать ценности, которые превосходили бы ценность реального мира». Реальный мир суров и нередко безжалостен — к этому следует готовить человека, дабы не сделать его несчастным. Действительность всегда предшествует идеализму. Ницше оправдывал не добро, но — жизнь…