Энди Мерифилд - Магический Марксизм [Субверсивная Политика и воображение] [litres]

«Эту книгу надо прочесть, – делает вывод Бек, – чтобы знать своего врага, знать, что нас ожидает в будущем и быть к нему готовыми» [54].

Основная интрига «Грядущего восстания» и вызванная книгой тревога буржуазии связана с анонимностью автора(-ов), подпольностью предприятия. Самый радикальный элемент книги – невидимость, налет тайны, пугающее заявление, что оппозиция – Невидимый комитет – где-то рядом, что-то замышляет, а власть толком не знает, что он из себя представляет и где находится. Ги Дебор всегда говорил, что чем глубже он уходил в подполье, чем меньше о нем было известно, тем больше его боялись и бранили СМИ; их сбивали с толку мистика и загадочность, степень серьезности которых они не могли оценить [55]. И действительно, по своему «мятежному стилю» – как верно заметил The New Yorker , – «Грядущее восстание» типично деборовское [56]. Как написал во французском журнале Tigre Люк Болтански, «“Грядущее восстание” написано в обжигающем стиле, стиле, который, выражаясь словами Бодлера, “обжигает наподобие льда”».

Отсюда и невероятный слух о том, что это Дебор написал «Грядущее восстание», что на самом деле он не покончил с собой и теперь живет затворником в Шампо, в крошечной деревушке, в потерянном и одиноком Оверне, среди его вулканов. Подражая восхищавшему его Артюру Кравану [57], отличавшемуся склонностью к интриге и скандалу, он инсценировал собственное исчезновение, чтобы удобнее было наблюдать за миром, критиковать его и втайне готовить переворот, замысленный четыре десятилетия назад. (Говорят, кто-то недавно видел Дебора с женой в Верхней Луаре – они оба были одеты как цыгане и бродили по летнему рынку в Шомеликсе.) Вспомним, что он сказал в конце «Общества спектакля» (тезис 220): те, кто хочет победить спектакль, «должны научиться ждать». И вот после долгого ожидания Дебор наконец объявляет о «Грядущем восстании».

Но, по правде говоря, по стилю «Грядущего восстания» видно, что автор – молодой человек: его тон слишком пылкий и наивный, слишком невинный и живой, чтобы принадлежать стареющему революционеру, которому перевалило за семьдесят, живому или мертвому. Он несет отпечаток личности человека, только овладевающего своим искусством, юного бунтаря, который в данный момент ничего не теряет, зато выиграть может очень многое: перед ним (или ней) весь мир, и пришла пора действовать прямо сейчас , прежде чем автор состарится, станет чересчур циничным и озлобленным прошлыми неудачами. Таким образом, предположение, что за манифестом стоит тридцатитрехлетний бунтарь-фрилансер, некий Жюльен Купа (родившийся в 1974 году), представляется наиболее вероятным, и его усиленно тиражируют СМИ. Блестящий полиглот и дока в философии, окончивший элитную Высшую школу социальных наук и посвятивший свою дипломную работу Дебору и ситуационистской теории, Купа имел для этого интеллектуальный багаж и жилку ниспровергателя. Знаток Мартина Хайдеггера и Карла Шмитта, Мишеля Фуко и Джорджо Агамбена, Купа, яростно отрицавший, что написал «Грядущее восстание», также обладал конспираторским талантом Дебора, он умел лгать, составляя грандиозные планы.

В 2005 году Купа с несколькими товарищами купили вскладчину ферму в Гутайу, крошечной деревушке размером с деборовский Шампо, в паре километров от Тарнака, аккуратного поселка с 350 жителями в департаменте Коррез. Здесь, в одном из наименее населенных уголков французской глубинки, во многих километрах от сколько-нибудь заметной городской жизни они создали собственную экокоммуну и бархатное подполье. Они отремонтировали старинный коттедж, поменяли проводку в обветшалом баре, устроили кооператив на базе соседней бакалейной лавки, помогали передвижной библиотеке и киноклубу, участвовали в повседневной жизни традиционно коммунистической коммуны, придавая ей автономистский левый уклон, чем нервировали власти, ставя под угрозу их статус-кво путем изменения преобладающего порядка вещей. Власти задергались, потеряв контроль над обычной повседневной жизнью, столкнувшись с другим, малопонятным для них типом повседневности.

Поэтому ранним утром 11 ноября 2008 года 150 вооруженных до зубов спецназовцев, поддерживаемых вертолетами, ворвались в сонную деревушку; не обращая внимание на лающих собак, ошеломленных коз и перепуганных кур, они арестовали девять человек. Так называемую «тарнакскую девятку» правительство Саркози обвинило в саботаже на железной дороге возле немецкой границы и в противозаконной политической деятельности. За «создание криминальной группировки с целью осуществления террористической деятельности» им грозило до двадцати лет тюрьмы. В начале 2008 года все, кроме Купа, были оправданы. В мае 2009 года, после шестимесячного «предварительного заключения», Купа тоже был выпущен на свободу. Как он сказал в интервью Le Monde (25 мая 2009 года): «Антитерроризм, в отличие от того, что говорит сам термин, это не средство борьбы с терроризмом, а метод расправы с политическим противником как с террористом» [58].

Через несколько дней после тарнакских арестов «антитеррористическое подразделение» Центральной полицейской системы судебных органов и обвинения составило в Париже отчет. Это поразительный, даже страшный текст [59]. Дело подается так, что секретная полиция «разгромила базирующуюся во Франции подпольную структуру анархистов-автономистов, которая своими противоправными действиями дестабилизировала положение в стране». Группа, «сложившаяся вокруг харизматичного идейного лидера Жюльена Купа, занималась протестной активностью, связанной с крупными политическими событиями», а именно: «саботировала транспортную инфраструктуру», «регулярно участвовала в политических демонстрациях»: по случаю саммита «Большой восьмерки» в Эвиане в июне 2003 года и на острове Сан-Джорджо (Италия) в 2004-м, в различных экологических форумах, в протестах против принятия антииммиграционных законов, в протесте греческих активистов в Солониках в сентябре 2008-го, в демонстрации в Виши в октябре 2008 года во время встречи 27 европейских министров внутренних дел. Эти активисты, добавлялось в отчете, не просто casseurs (бунтари), они образуют «группу, хорошо подготовленную в тактике партизанской войны в городе, и действуют в запланированной и согласованной манере». Более того, их программа отличается «радикализмом, и у них есть связи с зарубежными группами».

Согласно отчету, секретная полиция вскрыла заговор «тарнакской девятки». Якобы она планировала саботаж на скоростной железной дороге в Мозеле – ведь именно за саботаж, напомнил обвинитель суду, выступает «Грядущее восстание». Однако во время обыска в доме Купа полиция не обнаружила ни взрывчатки, ни оружия массового поражения, ни «коктейлей Молотова», ни гаечных разводных ключей, «только документы с подробной информацией о функционировании железной дороги, включая точное время прихода и ухода поездов». Как написал в защиту «тарнакской девятки» итальянский философ Джорджо Агамбен: «на простом языке» это обозначает «расписание поездов». Полиция также конфисковала «приспособление для лазания», что на «простом языке», говорит Агамбен, означает «стремянку, которую можно найти в любом загородном доме» [60]. Короче говоря, для обвинений в терроризме было мало почвы. Для Агамбена «единственный возможный вывод, который можно извлечь из этого сомнительного дела, состоит в том, что люди, выступающие против современного способа решения общественных и экономических проблем, сегодня ipso facto [61]считаются потенциальными террористами. Мы должны иметь мужество признать, что ряд европейских стран (в частности, Франция и Италия) ввели законы и полицейские меры, которые прежде бы сочли варварскими и антидемократичными, законы, которые криминализируют объединения и позволяют классифицировать политический акт как имеющий террористические “цели или намерения”».