Грэм Харман - Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего»

Гарсиа (р. 1981) преподает в Университете имени Жана Мулена во французском Лионе. Бывший студент выдающихся французских философов Алена Бадью и Квентина Мейясу, он сначала снискал признание публики как автор художественной прозы, получив Prix de Flore за свой дебютный роман 2008 года (282). В 2011 году он произвел фурор во французской философии своей объемной систематической книгой «Форма и объект: трактат о вещах», которая с 2014 года доступна и поанглийски. Хотя Гарсиа написал «Форму и объект» еще до того, как познакомился с ООО и ее авторами, между ними оказалось достаточно созвучий, чтобы в своем эссе 2013 года «Пересекающиеся пути мышления» он смог обратиться к изучению сходств и различий с моей собственной работой. Гарсиа продолжал чередовать в своем творчестве периоды, посвященные художественной литературе и философии, но в настоящее время он занят изданием новой философской трилогии на французском языке, с запланированным на ближайшее будущее ее переводом на английский (283).

«Форма и объект» — это амбициозная работа, предлагающая нам тотальную систему философии. Ее первая книга, под заголовком «Формально», в английском переводе занимает примерно 150 страниц. Она предлагает нам достаточно технически изощренные рассуждения о том, что Гарсиа называет вещами в каком угодно смысле: о правилах, которые действуют для вещи, каковой бы она ни была. Своего главного врага в этой первой части «Формы и объекта» Гарсиа именует «компактом», во французском и английском языках у этого слова одинаковое значение: это нечто спрессованное внутри себя. У Гарсиа вещи всегда находятся вне себя, в мире. Поэтому (в отличие от ООО) он отвергает кантовскую вещь-в-себе, которая, как предполагается, есть то, что она есть, независимо от каких- либо своих отношений с внешними вещами (284). Если в своем тексте «Третий стол» я утверждал, что стол не сводим ни к своим составным частям, ни к своим отношениям, то Гарсиа придерживается иного подхода: для него стол — это различие между ними. В любом случае в своем введении к «Форме и объекту» он соглашается с ООО и Деландой, что начинать нужно с «плоской онтологии» (285). Действительно, книгу он начинает своим собственным примером «Латуровой литании» — это придуманный Богостом термин для длинных списков случайных объектов, составлением которых особенно знаменит Латур. Литания Гарсии звучит так: «Мы живем в таком мире вещей, где обрезание акации, ген, компьютерная картинка, трансплантируемая рука, музыкальный фрагмент, товарный знак или сексуальная услуга представляют собой сопоставимые вещи» (286). Во второй книге «Формы и объекта» фокус смещается от вещей к объектам, которые Гарсиа определяет как вещи, вписанные в особые системы отношений в противоположность неважно чему. В то время как первая книга может показаться некоторым читателям непреодолимой по причине ее порой весьма высоких абстракций, вторая книга врезается в самую плоть мира семнадцатью последовательными главами, логически переходящими одна в другую. Стоит перечислить здесь темы всех глав на тот случай, если таковое занятие вдохновит некоторых из моих читателей на попытку прочитать чудесную книгу Гарсии in toto: «Вселенная», «Объекты и события», «Время», «Живые вещи», «Животные», «Люди», «Репрезентации», «Искусства и правила», «Культура», «История», «Экономика объектов», «Ценности», «Классы», «Гендеры», «Продолжительности жизни», «Смерть». В этих главах изложено множество конкретных идей, некоторые из которых особенно запали мне в душу. Первая из них — аргумент Гарсии против вегетарианства во имя плоской онтологии, пусть он меня, вегетарианца с детства, и не убедил. Вторая — его утверждение, что произведения искусства остаются таковыми, даже если на сцене мы нигде не встречаем людей, с чем я тоже не согласен. Третья — воодушевленное заявление Гарсии о том, что никогда не будет истинным утверждение, будто дружба и отношения лежат вне любой возможной цены, и на самом деле не будет никакого комплимента в том, чтобы об этом сказать. Четвертой и, вероятно, еще более убедительной идеей является его прекрасно обоснованный взгляд на юность как на доминирующий возраст нашей эпохи. Некоторые читатели, возможно, предпочтут начать чтение «Формы и объекта» сразу со второй книги, особенно те из них, кто не имеет формального философского образования. В любом случае нет никаких сомнений, что Гарсиа — это один из самых многообещающих философов мира в возрасте до сорока лет, и в ближайшие годы за ним стоит пристально следить. Для интересующихся мы настоятельно рекомендуем вышедшую в 2017 году книгу Джона Когберна «Гарсианские медитации». В ней объясняется важность Гарсии и рассказывается о том, чем он похож на прочих ООО-философов и чем от них отличается.

Как уже упоминалось выше, архитектура даже больше, чем изобразительное искусство, является той нефилософской сферой, в которой ООО была принята охотнее всего и с огромным энтузиазмом (хотя и здесь у нее тоже имеются свои недоброжелатели). Этому есть несколько вероятных объяснений. Во-первых, архитекторы уже давно хорошо знакомы с теоретическими течениями в гуманитарных и социальных науках. Наиболее ярким примером конца двадцатого столетия было, вероятно, влияние Деррида на «деконструктивистскую» архитектуру, свидетельством чему стала заявленная в 1988 году выставка по данной теме в Музее современного искусства в Нью-Йорке (287). Результатом этого, помимо прочего, стали сотрудничество и последующие разногласия между Деррида и выдающимся американским архитектором Питером Айзенманом (288).

Архитектура, однако, не осталась с Деррида навечно.

С начала 1990-х годов архитекторы стали проявлять все более возрастающий интерес к философии Делёза, поддержанный Сэнфордом Квинтером, одним из самых выдающихся голосов делёзианства в архитектурной критике, и Джеффри Кипнисом, другим важным идеологом появления Делёза в этой области (289). Делёз, однако, в какой-то степени пал жертвой собственного успеха.

Многие слишком поспешно ухватились за его идеи о превосходстве становления над бытием, непрерывных градиентов и кривых над строго определенными членениями углов и проемов, а в некоторых случаях за слишком буквальное понимание делёзианского концепта «складки» при использовании настоящих материальных складок в составе строящихся зданий (290). По этим причинам появление ООО в архитектуре стало чрезвычайно своевременным, учитывая ее разногласия с Деррида и Делёзом по большинству теоретических вопросов, а также тот факт, что многие практикующие архитекторы к этому моменту успели уже пресытиться их влиянием.