Николай Фёдоров - Вопрос о братстве. С комментариями и объяснениями

По оптическим образам небесного пространства – эту интуицию Федоров проясняет в статье «Родители и воскресители» ( Федоров Н. Ф. Сочинения. Т II. С. 259–260), где возникает понятие «лучевых образов отцов», сохраняющихся после смерти организма и во многом определяющих пути воскрешения.

Для сынов есть только одна система: превращение идеального, субъективного в проективное, а реального, объективного – в дело, в исполнение этого проекта. В воскрешении спиритуализм соединяется с материализмом; история, как ряд поколений, проявляется в совокупности всех миров, объединяемых в астрономии; психология, одушевляя бездушную космологию, сама делается проявлением теологии; истина или то, что есть, становясь тем, что должно быть (благом), делается предметом эстетики, т. е. тем, что нравится, что любим. Таким образом, для сынов человеческих есть только одна религия, одна философия и одно общее, всеобъемлющее дело.

Только благодаря недуманию можно отвергать воскрешение и признавать братство, ибо последнее, в самом строгом смысле, без первого, т. е. братство без воскрешения, немыслимо, если, конечно, под братством будем разуметь не одно отсутствие неприязненных отношений, а действительное чувство и сознание родства; ибо воскрешение есть обращение бессознательного отцами и матерями рождения в сознательное, светлое сынами и дочерьми воссоздание отцов и матерей.

Конец сиротства: безграничное родство

Стихотворение в прозе было написано Федоровым в 1898 г. в качестве своеобразного ответа на стихотворение его друга и ученика В. А. Кожевникова «Призыв», написанное в том же году. Стихотворение Кожевникова было вдохновлено идеями Федорова и прямо посвящалось ему:

Брат, проснись! Зарею ясной

Засиял восток:

К жизни вечной речью страстной

Нас зовет пророк.

Ночь неведенья минула,

Знанья день встает;

Все, что замерло, заснуло

В жизнь Любовь зовет, —

В жизнь – на подвиг неустанный

Общего труда,

Чтоб настал нам день желанный,

Светлый день, когда

Знаньем движимые силы

И всеобщий труд

Спящим в сумраке могилы

Жизнь воссоздадут,

И, встряхнув оковы тленья

С праха мертвецов,

Возвратит день воскресенья

Сыновьям отцов.

В стихотворении в прозе Федоров дает свой образ «дня желанного», акцентируя момент активности человечества в воскресительном и преобразовательном акте, подчеркивает, что человек здесь действует не самостийно, а исполняет задание, данное ему Творцом.

День желанный, от века чаемый, необъятного неба ликование тогда только наступит, когда земля, тьмы поколений поглотившая, небесною сыновнею любовью и знанием движимая и управляемая, станет возвращать ею поглощенных и населять ими небесные, ныне бездушные, холодно и как бы печально на нас смотрящие звездные миры; когда, собирая и оживляя прах тех, которые нам дали или – вернее – отдали свою жизнь, мы уже не будем этот прах обращать в пищу себе и потомкам, к чему вынуждались разобщением миров и необходимостью жить средствами, скопленными нашею небольшою планетою. Знанием вещества и его сил восстановленные прошедшие поколения, способные уже воссозидать свое тело из элементарных стихий, населят миры и уничтожат их рознь… Тогда воистину взыграет солнце, что и теперь народ думает видеть в пасхальное утро Светлого Воскресения; возрадуются тогда и многочисленные хоры звезд. Иллюзия поэтов, олицетворявшая или отцетворявшая миры, станет истиною. Но персонификация или – точнее – патрофикация будет дана уже не мыслью, не воображением, а делом. Преждевременная же патрофикация, в народной и ненародной поэзии живущая, ясно глаголет, что день желанный есть чаяние веков и народов, спокон века ожидаемый. Сей день, его же Господь чрез нас сотворит , будет произведен не мнимым движением Солнца, не действительным движением Земли, а совокупным действием сынов, возлюбивших Бога отцов и исполнившихся глубокого сострадания ко всем отшедшим. Земля станет первою звездою на небе, движимою не слепою силою падения, а разумом, восстановляющим и предупреждающим падение и смерть. Не будет ничего дальнего, когда в совокупности миров мы увидим совокупность всех прошедших поколений [23]*. Все будет родное, а не чужое ; и тем не менее для всех откроется ширь, высь и глубь необъятная, но не подавляющая, не ужасающая, а способная удовлетворить безграничное желание, жизнь беспредельную, которая так пугает нынешнее истощенное, болезненное, буддийствующее поколение. Это жизнь вечно новая, несмотря на свою древность, это весна без осени, утро без вечера, юность без старости, воскресение без смерти. Однако будет и тогда не только осень и вечер, будет и темная ночь, как останется и ад страданий, в нынешней и прошлой жизни человеческого рода бывший, но останется он лишь в представлении, как пережитое горе, возвышающее ценность светлого дня востания. Этот день будет дивный, чудный, но не чудесный, ибо воскрешение будет делом не чуда, а знания и общего труда .

День желанный, день от века чаемый будет Божьим велением и человеческим исполнением .

Примечания

1

Все цитаты из произведений Н. Ф. Федорова даются по изданию: Федоров Н. Ф. Сочинения: В 4 т. М., 1995–2000.

Вернуться

2

Величина, которой можно пренебречь ( фр .).

Вернуться

3

Под знаком * в тексте даны примечания Н. Федорова.

Вернуться

4

Вознесен ( церковнослав .).

Вернуться

5

«Мыслю, следовательно существую» ( лат .).

Вернуться

6

Воскресить ( церковнослав .).

Вернуться

7

Только иконопись и обряд могут служить грамотою для неграмотных, а потому в истории для неученых иконопись и обряд имеют такое же преимущественное значение, как и в православии, которое есть истинно народная религия, почему оно и не отделяет догмата от обряда, как не отделяет слова от дела.

Вернуться

8

Это была первая эстетическая теория образовательных искусств. Если Бог Отец имеет свой образ в Сыне Божием, то и для сынов человеческих долг требует не ограничиваться мертвыми образами отцов, и только одно всеобщее воскрешение могло вполне примирить иконоборцев с иконопочитателями. Таким образом, в Константинополе положены первые основы, задатки живого искусства, хотя разработкою их еще не занимались, а только в этих основах и нужно искать разрешения противоречий в эстетике.

Вернуться

9

История Америки начинается с мыслию, с догадкою о шарообразности Земли. Древний мир задумал открытие Америки, когда в первый раз пришел к мысли о шарообразности Земли, Азия задержала, К<���онстантино>поль сохранил эту мысль Древнего мира. Магометанство отрицательно, Запад положительно содействовали осуществлению ее; косвенно содействовала осуществлению той же мысли и Россия, задерживая (в XV веке) орды, которые своими нападениями долго препятствовали открытию Америки. Такова эмбриологическая история Америки; и если всякая мысль должна переходить в дело, а не оставаться мертвою, то эта мысль налагает на Америку обязанность участвовать в общем деле, и выражение «Америка должна быть для американцев» слишком эгоистично, чтобы быть справедливым.