Лев Балашов - Занимательная философия. Учебное пособие [6-е издание, переработанное и дополненное]

В отличие от софизмов парадоксы трактуются со всей серьезностью: наличие в теории парадокса говорит о явном несовершенстве допущений, лежащих в ее основе.

Однако очевидно, что грань между софизмами и парадоксами не является сколь-нибудь определенной. В случае многих конкретных рассуждений невозможно решить на основе стандартных определений софизма и парадокса, к какому из этих двух классов следует отнести данные рассуждения.

Отделение софизмов от парадоксов является настолько неопределенным, что о целом ряде конкретных рассуждений нередко прямо говорится как о софизмах, не являющихся пока парадоксами или не относимых еще к парадоксам. Так обстоит дело, в частности, с рассматриваемыми далее софизмами «медимн зерна», «покрытый», «Протагор и Еватл» и целым рядом других.

Уже из одних общих соображений ясно, что с софизмами дело обстоит далеко не так просто, как это принято обычно представлять. Стандартное их истолкование сложилось, конечно, не случайно. Но оно очевидным образом не исчерпывает всего существа дела. Необходим специальный, и притом конкретно-исторический анализ, который только и способен показать узость и ограниченность этого истолкования. Одновременно он должен выявить роль софизмов как в развитии теоретического мышления, так и, в частности, в развитии формальной логики.

Из книги: А. А. Ивин. По законам логики. М., 1983.

Аргумент «я другой», часто используемый в современной жизни, неявно опирается на общую философскую позицию, которая абсолютизирует движение (кинетизм), относительность (релятивизм), многообразие (плюрализм).

Был такой древнегреческий философ Кратил (2-я пол. 5 в. — нач. 4 в. до н. э.), который довел точку зрения Гераклита до крайности, сказав, что «в одну и ту же реку нельзя войти и единожды». Из формулы «все течет, все изменяется» он сделал крайний вывод, что в мире существует только движение. И в самом деле, если все вещи и явления подвержены непрестанному изменению, то, следовательно, мир представляет собой извечный поток разного, в котором никогда нет повторяемости, относительной устойчивости, одного и того же. — (См.: И. 3. Парамонов. Критика догматизма, скептицизма и релятивизма. С. 59).

Крайний кинетизм привел Кратила к субъективизму и релятивизму. Так, он опровергал допустимость каких-либо суждений, поскольку об абсолютно изменяемом нельзя сделать никакого определенного высказывания. (М. М. Розенталь: «Как известно, Кратил считал, что вещи настолько изменчивы, что они никогда не пребывают в состоянии даже относительного покоя и что поэтому познание их невозможно, на них можно только указывать пальцем»).

Логика кинетизма ведет к разного рода софизмам.Древние греки придумали софизм «изменяющийся человек» («другой человек»). «Согласно этому софизму, взявший взаймы вчера сегодня уже ничего не должен, т. к. он изменился и стал другим; аналогичным образом приглашение на обед ничего не значит: приглашенный вчера на обед сегодня приходит уже непрошенным, т. к. он уже другое лицо. В комедии Эпихарма ситуация с данным софизмом обыгрывается следующим образом. Должник отказывается вернуть долг кредитору, поскольку де с момента получения им ссуды прошло какое-то время, и он стал другим лицом. Не тратя лишних слов, кредитор избивает должника палкой. Вызванный в суд, кредитор прибегает к тому же софизму: избивал не он, а другой человек, поскольку прошло время и он успел измениться и стать другим.» (См.: А. М. Анисов. Современная логика. М., 2002. С. 19).

Впоследствии позиция Гераклита-Кратила не раз воспроизводилась разными философами и учеными. Можно назвать философа А. Бергсона, ученого-философа В. Освальда, ученого Н. А. Меншуткина.

Софизм «другой человек» фактически постоянно используется в аргументации современных западных псевдолибералов для оправдания ложного плюрализма,в частности, для оправдания «права» человека на уникальность, необычность, нетрадиционное поведение и для опорочивания общепринятых, традиционных, фундаментальных ценностей.

Я постоянно слышу аргументы типа «мы другие», «я другой», «у меня свое мнение», «я думаю по-другому» для оправдания своего поведения или своей позиции. Эти аргументы используют гомосексуалисты, некоторые деятели искусства, все, кто не имеют других, более весомых аргументов для обоснования своего поведения-позиции. Ведь по большому счету использование аргумента «я другой, я думаю, творю по-другому» обнаруживает пустоту содержания, чисто формальный характер аргументации.

Что значит «другой»? «Другой» означает всего-навсего отличающийся от твоей-нашей позиции-поведения. Хорошо, если это другое не хуже моего-нашего. А если хуже? Если «другое» противно человеческому, античеловечно, творит зло, безобразно? Гитлер другой и Чикатило другой, и Бокасса-людоед другой. Любой подлец, мерзавец может сказать «я другой, не как все и отстаньте от меня со своими нравоучениями». Вор, насильник, убийца, террорист — другие, не как все, не как подавляющее большинство. Участники арт-группы «Война» изобразили мужской половой орган гигантских размеров на мосту в Петербурге. Это они называют перформансом. Они тоже другие, не как все остальные деятели культуры.

Того же сорта использование в качестве положительных характеристик слов «оригинальный», «уникальный», «неповторимый», «нестандартный». Говорят иногда: «О, это оригинально!», «О, это уникально!», думая, что похвалили предмет оценки. На самом деле эти оценки ничего не выражают, абсолютно ничего конструктивного!

Аргумент «я другой», «у меня другая позиция» — не более, чем логическая уловка, софизм. Тот, кто его применяет, либо сам заблуждается, не додумал, либо сознательно вводит в заблуждение неискушенных в логике людей.

Я вот тоже нередко говорю: «у меня другое мнение». Но при этом, как правило, не останавливаюсь на этой констатации, а пытаюсь разъяснить, что это за мнение, почему думаю так, а не иначе.

Выражения «я другой», «у меня другая позиция» можно использовать лишь для констатации факта отличия, не более того, а не для аргументации, не для оправдания права быть другим, иметь другое мнение.

В интернете стали поступать комментарии, завязалась интересная дискуссия:

Юрий Лабоцкий : «Другая» позиция может быть лишь в той мере, в которой она не разрушает целостности конструкта «я-как-каждый-и-все». Т. е. если «эго» индивида входит в несовместимость, как-каждого и совокупного существования всех, то с этим «уникальным» надо что-то делать.

Лев Балашов : Вы выражаетесь мудрёно, но верно по сути.