Лев Балашов - Занимательная философия. Учебное пособие [6-е издание, переработанное и дополненное]

Vardas Pavarde : Софизм является таковым лишь тогда, когда речь идет об ОДНОМ и том же человеке. Как только Вы заговариваете о втором человеке, он превращается из софизма в объективную реальность. Вряд ли Вы всерьез думаете, что все люди не другие, а такие же как Вы, так же думают и так же чувствуют.

Лев Балашов: Софизмом является и то, когда подчеркивают, выпячивают другость другого человека. Потому что какими бы другими люди ни были друг для друга, они всё же едино суть, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ЧЕЛОВЕКИ и у них общего не меньше, чем различного. Человек наполовину индивидуален-уникален, а наполовину стандартен, унифицирован. Все люди имеют одну голову, два глаза, один нос и рот. Все люди обладают членораздельной речью, все русские говорят по-русски, все современные люди обладают примерно одним и тем же набором культурных феноменов и т. д. и т. п. Когда выпячивают другость-различие, вот тут и возникает неправда, ложь, самообман или обман. В последнем случае мы и наблюдаем софизм, софистическую уловку.

Vardas Pavarde : Лев, в своей статье Вы говорите о ментальном аспекте, а теперь делаете упор на биологический. Но даже здесь Вы вряд ли станете отрицать различия, очень уж они очевидны. Они, разумеется, не абсолютны, но отрицать их столь же недальновидно, как и абсолютизировать. Истина, как всегда, посередине.

Лев Балашов: Не делаю я упор на биологический аспект! Читайте внимательнее. Я с него начал, но закончил указанием на членораздельную речь и вообще на культурные феномены.

И о ментальном аспекте я не говорю. Откуда Вы взяли это выражение? Я говорю об ошибках и уловках человека. А ошибки и уловки, пусть они умственные, влияют на жизнь человека в целом, на его поведение в целом. Я не отрываю мышление человека от всех других его способностей, от всего его строя жизни.

Когда выражение «я другой» используют как АРГУМЕНТ для самооправдания и самоутверждения, появляется некая двусмысленность. Ведь внешне, на первый взгляд или на взгляд неискушенного в логике человека аргумент «я другой» кажется справедливым. Вроде против него не поспоришь. Мы на самом деле разные, другие друг для друга. Однако, если повнимательнее взглянуть на этот аргумент, то его бесспорность улетучивается и он представляется НЕВЕРНЫМ. Потому что за аргументом «я другой» прячется ЛЮБОЕ содержание, в том числе самое негативное. Я уже писал об этом выше. Этим другим может быть вор, убийца, подлец, Чикатило, Гитлер… Софизм или софистическая уловка — это когда внешне, на первый взгляд утверждение представляется правдоподобным, а на поверку оно двусмысленное или просто ошибочное. Когда гомосексуалисты ссылаются на то, что они другие (и пусть де от них отстанут), — они не понимают или врут, поскольку их другость нарушает фундаментальный принцип жизни, а именно требование продолжать род, рожать-воспитывать детей. Да, некоторые люди по тем или иным причинам не имеют детей. Однако они, как правило, для своего оправдания не ссылаются на аргумент «я другой».

Vardas Pavarde : Лев, могу предложить софизм, основанный на Вашем отрицании разности: Вчера злодей похитил в супермаркете бутылку пива. Сегодня и Вы и я объявлены ворами, потому что мы и он — одинаковые.

Лев Балашов : Я не отрицаю разность! Судя по Вашим комментариям — у Вас преобладает логика «или-или». Или одно, или другое, третьего не дано. А ведь в жизни очень много такого, где соединяется одно и другое, где есть промежуточные звенья, где есть золотая середина, где есть полутона, переходы от одного к другому. Вам надо учиться диалектике. А суть ее очень простая: надо уметь применять к месту-времени либо принцип «или-или» либо принцип «и-и». Софисты абсолютизируют принцип «и-и», отождествляют различное, смешивают всё и вся, превращают всё в кашу. Их девиз: «ловить рыбку в мутной воде». Догматики и антидиалектики абсолютизируют формулу «или-или», они дистинктивисты, абсолютизирующие различие, другость. Их девиз: «да-да, нет-нет, а что сверх того, то от лукавого».

Кстати, Ваш абсурдный пример натолкнул меня вот еще на какую мысль. Поскольку мы все люди-человеки, постольку мы в той или иной мере несем ответственность за поведение друг друга, в том числе негативную ответственность. Любой злодей не один живет в этом мире, а в сообществе людей и, соответственно, на нем отражается воля других людей. Не случайно говорят не только о вине злодея, преступника, но и его БЕДЕ. Преступника могут подтолкнуть к преступлению другие люди, начиная с отца-матери, с близких, с знакомых-друзей и кончая плохими обычаями, плохими законами.

Существует еще понятие коллективной ответственности. На нюрнбергском процессе осудили нацизм, в послевоенной Германии приняты законы против пропаганды нацизма. А ведь нацизм — позиция не отдельного человека, а очень большой группы людей, ставшей коллективной идеологией во времена гитлеризма.

Люди и одинаковы, и разны. В этом диалектика жизни. Притом стандартность и индивидуальность людей взаимно проникают, опосредуют друг друга, не существуют друг без друга. Индивидуальность только и может существовать на фоне стандартности, сопрягаясь со стандартностью. И наоборот. И еще. Есть люди, в которых выражена больше индивидуальность. А есть люди, в которых выражена больше стандартность. Первых называют не совсем справедливо индивидуалистами. Вторых называют (и тоже не совсем справедливо) коллективистами. Чистых индивидуалистов и чистых коллективистов не бывает. Это только в мыслях-рассуждениях люди могут позиционировать себя как то или другое в крайней степени.

Почему не бывает чистых индивидуалистов и чистых коллективистов? Потому что в реальности индивидуальное и коллективное, стандартное существуют только вместе, как неразделимы общее и частное, единое и многообразное, качество и количество…

(Из статьи Гегеля)

Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца — и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца — красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу — красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует о моральном разложении знати, добавит, быть может, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.

Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые — доведись им услышать такие рассуждения — скажут: да он хочет оправдать убийцу!