Клайв Стейплз Льюис - Христианство [сборник]

Не забывайте, для грудного младенца естественно сосать молоко, не зная матери. Вот и для нас поначалу естественно видеть человека, который помогает нам, и не видеть стоящего за ним Христа. Однако мы не должны оставаться младенцами. Мы должны идти вперед, должны понять, Кто посылает нам помощь. Не увидеть и не понять этого – просто безумие. Тогда нам осталось бы полагаться на людей; а это рано или поздно приведет к великому разочарованию. Даже лучшие из них допускают ошибки, и всем суждено умереть. Мы должны быть благодарны каждому из тех, кто оказал нам помощь, мы должны уважать и любить их, но никогда не полагаться абсолютно и безраздельно ни на одного человека, пусть это будет самый лучший, самый мудрый человек на свете. Можно сделать много прекрасных вещей из песка, только не пытайтесь строить на нем дом.

Теперь мы хоть немного видим то, о чем постоянно говорит Новый Завет. Он говорит о христианах, «рожденных свыше»; о людях, «облекшихся во Христа» [63] Ср. Рим. 13: 14: «Но облекитесь в Господа (нашего)…» ; о том, что Христос «изображается в нас» [64] См. Гал. 4: 19: «…доколе не изобразится в вас Христос!». , а мы обретаем «ум Христов».

Сразу же отрешитесь от мысли, что все это – лишь сложная метафорическая форма, а выражает она просто, что христиане должны читать сказанное Христом и, по мере сил, этому следовать, подобно тому, как читают Платона или Маркса и стараются воплотить их идеи. Мысль, в разной форме, но постоянно встречающаяся в Новом Завете, значит гораздо больше: реальный Христос – здесь, сейчас, в этой комнате, где вы молитесь, – делает что-то для вас и с вами. Причем речь идет не о прекрасном человеке, умершем две тысячи лет тому назад, а о живом Человеке, все еще Человеке в такой же степени, как и вы, но и Боге в такой же степени, в какой Он был Им, когда создавал мир. И вот этот живой Богочеловек приходит к вам и начинает трудиться над вашим сокровенным, внутренним «я», убивает ваше старое «я» и заменяет его другим, таким, каким обладает Он Сам. Вначале – на несколько мгновений. Потом – на более долгий срок. И наконец, если все идет хорошо, Он навсегда обращает вас в существо совершенно другого сорта – в нового маленького Христа, в существо, которое по-своему, пропорционально своим возможностям, обретает тот же род жизни, который присущ Богу; в существо, которое разделяет силу Бога, Его радость, знание и бессмертие. Немного погодя мы делаем два других открытия.

1. Мы начинаем замечать не только наши греховные поступки, но и нашу греховность. Другими словами, нас начинает беспокоить не только то, что мы делаем, но и то, какие мы. Это звучит сложновато, и я постараюсь выразить ту же мысль яснее, прибегнув к личному своему примеру. Когда я готовлюсь к вечерней молитве и стараюсь припомнить все совершенные за день грехи, в девяти случаях из десяти самым очевидным будет нарушение заповеди о любви к ближнему: я или сердился, или кричал и возмущался. И в моем уме сразу же возникает оправдание: меня спровоцировали; со мной заговорили неожиданно; меня застали врасплох; у меня не было времени собраться с мыслями. Это как будто служит смягчающим обстоятельством: все могло быть гораздо хуже, если бы я так сделал сознательно, предварительно обдумав.

С другой стороны, то, что человек делает, когда его застанут врасплох, – лучшее доказательство того, какой он. То, что срывается с языка, прежде чем вы успеете подавить свой порыв, выдает вашу истинную суть. Если в подвале водятся крысы, то больше всего шансов увидеть их, если вы войдете туда внезапно. Но не внезапность порождает крыс; она только мешает им вовремя скрыться. Точно так же не внезапность повода или предлога делает меня вспыльчивым; она лишь обнаруживает мою вспыльчивость. Крысы в подвале живут постоянно, но если вы будете входить туда с криками и шумом, они спрячутся, прежде чем вы включите свет.

Очевидно, крысы противоборства и мстительности постоянно бытуют и в подвале моей души. В этот подвал не может проникнуть моя сознательная воля. До определенного предела я контролирую свои действия, но над моим темпераментом прямого контроля у меня нет. А если то, какие мы, важнее, чем наши поступки; если наши поступки важны (главным образом) постольку, поскольку показывают, кто мы, из этого следует, что перемену, которой мне предстоит подвергнуться, не могут произвести мои собственные усилия. Это относится и к хорошим поступкам. Много ли я совершил их под воздействием добрых побуждений? Сколько раз я просто боялся общественного мнения или хотел показать себя с хорошей стороны? Сколько из них совершено из упрямства или превозношения, которые при других обстоятельствах могли привести меня к плохим поступкам? Я не способен прямым нравственным усилием пробудить в себе новые стимулы. Сделав всего несколько шагов по дороге христианства, мы начинаем понимать, что все необходимые перемены внутри наших душ может произвести только Бог. И это подводит нас к тому, что в моей передаче до сих пор не совсем верно отражало истину.

2. Из моих слов могло создаться впечатление, что именно мы сами все и совершаем. В действительности же все изменения совершает Бог. Мы в лучшем случае не противимся тем переменам, которые Он производит в нас. В каком-то смысле вы даже можете сказать, что это не мы, а Бог прибегает к воображению. В самом деле, Трехликий Бог видит перед Собой жадное, ворчливое, непокорное существо. Но Он говорит: «Давайте вообразим, что это не простое существо, а Наш сын. Это существо похоже на Иисуса в том смысле, что Иисус тоже человек. Он ведь стал Человеком. Давайте вообразим, что человек подобен Христу и по духу, и будем обращаться с ним, как если бы это соответствовало истине, хотя на самом деле это не так. Но представим себе, что воображение стало действительностью».

Бог смотрит на нас, как на маленького Христа; Христос стоит рядом, чтобы помогать нам, когда мы превращаемся в Него. Идея о Божьей игре в воображение звучит на первый взгляд странно. Но странно ли это? Разве не именно так существа более высокого порядка воспитывают тех, кто ниже? Мать учит ребенка говорить, беседуя с ним, словно он ее понимает, задолго до того, как он начнет понимать ее. Мы обращаемся с нашими собаками, как с людьми. Вот почему в конце концов они становятся «почти как люди».

В предыдущей главе мы говорили о том, как «облечься во Христа» или как представлять себя сыном Божьим, чтобы в конце концов стать им по-настоящему. Теперь я хочу ясно сказать, что это не просто одно из занятий, которым должен предаваться христианин, и не своего рода упражнение, необходимое для перехода в следующий класс. В этом – смысл и суть христианства. Ничего иного оно не предлагает. И я хотел бы показать, в чем тут отличие от обычных идей морали и добра.