Ален Бадью - Истинная жизнь

В современном мире оголтелого капитализма, товарно-денежных отношений, наемного труда, транспорта и коммуникаций положение девушек уже не сводится единственно к логике брака. Нет, былой мир еще окончательно не умер. Религия, семья, брак, материнство, стыдливость, а также целомудрие и невинность во многих уголках земного шара по-прежнему удерживают прочные позиции. Но философа больше интересует не то, что имеется на сегодняшний день, а то, что нам уготовило будущее. А оно, если говорить о девушках, уже не связывает их исключительно с институтом брака. В современном западном мире девушку уже нельзя определить как существо женского пола, готовящееся стать женщиной и матерью посредством брака и, следовательно, при посредничестве мужчины. По сути, с начала XIX века все феминистские протесты сводятся только к одному: женщина может и должна жить независимо от мужчины. Женщина может и должна быть независимой единицей, а не результатом мужского вмешательства. Обладая целым рядом противоречий, к которым я еще вернусь, эти протесты обусловили чрезвычайно важные перемены, оказавшие влияние не только на статус, но даже на идентификацию девушек в обществе.

В мире традиций девичий вопрос сводился к мужскому вмешательству в том смысле, что девушку от женщины отделял не кто иной, как мужчина. Для юношей ситуация принципиально иная. Ведь юношу от отца отделяет не какой-то внешний образ, например образ мужа, а сохранение символического порядка. Сын должен пойти по стопам отца и перенять из его рук бразды правления. Стать повелителем Закона. Можно с уверенностью сказать, что девушку от женщины-матери отделяет мужчина, то есть чисто внешний фактор, которому она отдает во владение свое тело, которому, как принято говорить, отдается и потом принадлежит. В то время как юношу от мужчины-отца отделяет Закон.

В традиционном мире девушка, выходя замуж, берет фамилию мужа и становится «мадам X». При этом она может не идти на работу, а заниматься домом и быть не просто матерью, а «матерью семейства». В реакционной тройственности «Работа, Семья, Родина» рабочий и крестьянин, символически всегда представляемые мужчинами, обречены работать, солдат, тоже чисто мужской символ, – защищать родину, а девушка – становиться матерью и в этом качестве воплощать в себе образ семьи. В итоге получается, что эта тройственность представлена двумя мужскими категориями, работой и родиной, и лишь одной женской – семьей.

С этим соотношением, «два против одного», в традиционном мире женщины сталкиваются часто. В качестве примера давайте возьмем французское законодательное регулирование брака, существовавшее еще в начале 60-х годов, то есть пятьдесят лет назад, что в исторической перспективе представляет собой сущую ерунду. Закон гласит, что муж вправе выбирать, где жить, и что жена обязана следовать этому его выбору. С Другой стороны, там нет ни слова о том, что муж должен жить в том же доме, что и его семья. Таким образом, у него есть право запереть супругу в этом доме, но самому в нем не жить. В то время как женщина просто обязана в этом самом доме обитать. На самом деле соотношение два против одного в пользу мужчины – это истинный закон традиционной семьи.

Но что такое, собственно, семья? Еще Платон указал на существование трех основополагающих общественных функций: производить, воспроизводить и защищать. Работа – это сфера производства, семья – среда воспроизводства, родина – объект защиты. На отрезке между производством и защитой девушка, ставшая женщиной и выполняющая непростые обязанности матери, обеспечивает воспроизводство. И опять, как всегда, два против одного. Традиционная женщина занимает промежуточное положение между тружеником и солдатом. Она усаживает за стол и укладывает в свою постель зрелого, работающего мужчину, ее мужа. Скорбно и патриотично оплакивает смерть молодого человека, ее сына, сложившего голову за родину. В этом контексте девушка должна стать скорбящей матерью. Опять же, два против одного: живой отец, располагающий телом жены, и мертвый сын, которому достаются ее слезы.

И вот теперь традиционное общество прямо на наших глазах медленно, но верно умирает. Уже сегодня, а уж тем более в будущем девушка сама решает, кем ей стать – рабочей, крестьянкой, учительницей, инженером, стражем порядка или даже президентом Республики. Она вправе жить с мужчиной, не связывая себя с ним узами брака, иметь одного любовника, несколько либо не иметь вообще. Может выйти замуж, потом развестись, сменить место жительства и найти новую любовь. Может жить совершенно одна, не превращаясь при этом в значимого и злобного персонажа традиционных времен – в старую деву. Может воспитывать детей не то что без мужа, но даже пребывая в отношениях с другой женщиной. Может делать аборты. Такое ненавистное понятие, как «дочь-мать», сегодня исчезло. Сначала таких женщин называли «одинокими матерями», теперь на смену этому термину пришел другой, еще более нейтральный – «неполная семья». Более того, такая вот «неполная семья» может состоять из отца и детей, при полном отсутствии матери и жены, и никому даже в голову не придет называть родителя сыном-отцом, как когда-то называли девушку дочерью-матерью. И даже отрицательный образ старой девы сегодня вполне может служить положительным примером независимой, свободной женщины.

Да, я знаю, во многих уголках земного шара подобные процессы встречают жесткое сопротивление, борьба еще не выиграна, и даже в демократических европейских странах эти перемены воспринимаются не всегда. Но дело движется, и от этого никуда не деться. Именно к этому сводится наш «девичий» вопрос – вопрос, как минимум предполагаемый. Перво-наперво его можно было бы сформулировать следующим образом: если девушку не отделяют от женщины реальный мужчина и символика брака, то в чем может заключаться принцип ее существования? Она так же теряет ориентиры, как и юноша, о котором говорилось выше?

В отношении юношей мой ключевой тезис звучал так: упразднение ритуалов вступления во взрослую жизнь, главным из которых был призыв на воинскую службу, привело к тому, что у молодых людей больше не осталось ни одной символической точки опоры, чтобы перестать быть тем, что они есть, и стать кем-то еще. В отсутствие идеи возможна единственно преемственность все того же образа жизни изо дня в день. Отсюда и соблазн вечно оставаться подростком. Но в этом же кроется причина и другого явления, которое мы наблюдаем каждый день: инфантильный характер жизни взрослых, особенно мужчин. Перед лицом обилия рыночных товаров мужчина должен оставаться ребенком, жаждущим все новых и новых игрушек. Перед лицом действующих в обществе законов и возможностей выбора оставаться послушным, примерным учеником, преследующим только одну цель – быть первым в классе, чтобы о нем говорили все кому не лень.