Готфрид Вильгельм Лейбниц - Опыты теодицеи

131. XVI. Ты в равной мере являешься причиной какого-либо события независимо от того, вызываешь ли ты его моральными средствами или физическими. Государственный министр, который, не выходя из своего кабинета, только благодаря тому, что он умеет пользоваться страстями заговорщиков, нарушает все планы заговора, в такой же степени является причиной пресечения их козней, как если бы он пресек их насильственными действиями.

Я не могу ничего возразить против этого положения. Зло всегда приписывают моральным причинам и никогда – физическим. Замечу только, что если бы я не мог помешать греху другого человека иначе, как только посредством допущения своего собственного греха, то я имел бы основание допустить его, и я не был бы ни соучастником, ни моральной причиной его. В Боге всякое несовершенство было бы грехом, и даже больше, чем грехом, ибо оно уничтожало бы его божественность. И для него было бы величайшим несовершенством, если бы он не мог избирать наилучшее. Я уже говорил об этом несколько раз. В этом случае Бог предотвратил бы грех посредством того, что было бы хуже всякого греха.

132. XVII. Одно и то же, употребить ли необходимую причину или свободную причину, если выбрать именно те моменты, когда она, как наверняка известно, определена. Если я предполагаю, что порох имеет свойство вспыхивать или не вспыхивать, когда он соприкасается с огнем, и если я определенно знаю, что порох будет расположен воспламениться в восемь часов утра, то я в такой же мере стану причиной его следствий, если в этот час поднесу огонь к пороху, в какой я был бы их причиной в предположении, что порох является необходимой причиной. Ибо по отношению ко мне порох уже не был бы свободной причиной; я имел бы с ним дело в тот момент, когда, как я знаю, он производит действие своей собственной силой. Невозможно, чтобы существо было свободно или безразлично в отношении того, к чему оно уже определено, и относительно времени, когда оно определено. Все, что существует, существует неизбежно, пока оно существует. (Τὸ εἶναι τὸ ὅταν ᾖ, ϰαὶ τὸ μὴ ὄν μὺ εἶναι ὅταν μὴ ᾖ ἀνάγϰη. Necesse est id quod est, quando est, esse; et id quod non est, quando non est, esse. Arist. deinterpret, cap. 9 [123] Необходимо, чтобы сущее было, когда оно есть, и чтобы не-сущего не было, когда его нет. Арист[отель]. «Об истолк[овании]», гл. 9 ( греч .; лат .). . Номиналисты принимали правило Аристотеля. Скот и многие другие схоластики, кажется, отвергали его, но в основе их различений лежит одно и то же. См. у коимбрских иезуитов [124] Лейбниц имеет в виду представителей так называемой второй схоластики, одним из центров которой был университет в Коимбре (Португалия). Виднейший ее родоначальник здесь – Петр Фонсека (1528–1597), автор «Диалектических институций» (1564). В дальнейшем он же совместно с Эммануэлем де Гоесом и Себастьяном де Коуто издал «Комментарии Коимбрской коллегии общества Иисуса», на которые, по всей вероятности, и ссылается Лейбниц. об этом месте Аристотеля, с. 880 и следующие.)

Это положение тоже может быть принято; я хотел бы только изменить несколько выражений; я вовсе не отождествляю слова «свободный» и «безразличный», но я и не противопоставляю слова «свободный» и «определенный». Люди не обладают полным безразличием в смысле безразличия равновесия; они всегда больше склоняются и, следовательно, более определяются к одной стороне, чем к другой, но никогда не испытывают необходимости в отношении того, что делают. Я подразумеваю здесь абсолютную и метафизическую необходимость, ибо надо признать, что Бог, равно как и мудрец, моральной необходимостью определяет себя к наилучшему. Надо признать также, что существует необходимость выбора в силу гипотетической необходимости. Когда делают выбор теперь или даже сделали его прежде, в этом есть необходимость даже в силу истинности появления будущего, которое осуществится. Эти гипотетические необходимости делу не мешают. Я достаточно говорил об этом выше.

133. XVIII. Если многочисленный народ виновен в мятеже, то ни в коем случае нельзя назвать милосердным поступком, если простят одну стотысячную часть населения, а весь остальной народ казнят, не пощадив даже грудных младенцев.

По-видимому, этим хотят сказать, что осужденных во сто раз больше, чем спасенных, и что умершие без крещения дети тоже принадлежат к числу осужденных. Я не согласен ни с тем, ни с другим, и в особенности я не согласен с осуждением этих детей. Я говорил об этом выше. Г-н Бейль высказывает то же возражение в другом месте («Ответ на вопросы провинциала», гл. 178, с. 1223 т. 3). Мы ясно видим, говорит он, что государь, желающий проявить справедливость и милосердие во время мятежа в каком-либо городе, должен ограничиться наказанием только небольшого числа мятежников и даровать прощение всем остальным; ибо если число подвергаемых наказанию будет относиться к числу помилованных, как тысяча к одному, то государя нельзя признать снисходительным и его признают жестоким. Несомненно также, что его признают гнусным тираном, если он станет избирать продолжительные наказания и не будет проливать кровь только вследствие убеждения, что смерть предпочитают несчастной жизни, и если, наконец, главной причиной его жестокости является жажда мщения в отношении почти всех возмутившихся, а не желание служить общественному благу. Обыкновенно думают, что злодеи, подвергшиеся казни, вполне искупают свою вину потерей жизни, и народ не требует большего и негодует на неловких палачей. Народ побивает камнями тех палачей, которые намеренно наносят несколько ударов топором; и судьи, присутствующие при подобной казни, находятся в опасности, если о них думают, что они забавляются этими неловкостями палачей и тайно поощряют их к этому. (Заметьте, что это не должно понимать как общее утверждение в строгом смысле. Бывают случаи, когда народ одобряет медленное сожжение огнем известных преступников, как, например, когда Франциск I умертвил подобным образом нескольких лиц, обвиненных в ереси на основании пресловутых плакард 1534 года. Народ не оказал также никакого сострадания к Равайяку, который был подвергнут многим страшным мучениям. См. «Французский Меркурий», т. I, fol. m. 455 и далее. См. также у Пьера Матьё в его «Истории смерти Генриха IV» и не забудьте также сказанного им, с.т., т. 99, о том, что думали судьи относительно казни этого отцеубийцы.) Наконец, в высшей степени замечательно, что государи, следовавшие святому Павлу, т. е. желавшие смертной казни всем осужденным на вечную смерть, были признаны врагами рода человеческого и разрушителями общества. Неоспоримо, что их законы, будучи далекими от цели законодателей – сохранить общество, причиняли обществу полнейшее разорение (прибавьте к этому следующие слова Плиния-младшего, epist. 22, lib. 8: «Mandemus memoriae quod vir mitissimus, et ob hoc quoque maximus. Thrasea crebro dicere solebat, qui vitia odit, homines odit» [125] Письмо 22. Кн. 8: «Будем помнить, что Тразея, кротчайший человек, великий именно своей кротостью, часто говаривал: „Кто ненавидит пороки, ненавидит людей“» (см.: Письма Плиния Младшего. М., 1984. С. 154). ). Он добавляет, что о законах Дракона, афинского законодателя, говорили, что они написаны не чернилами, а кровью, так как они всякое преступление подвергали высшему наказанию и осуждение было бесконечно большим наказанием, чем смерть. Но надо помнить, что осуждение есть следствие греха, и я однажды отвечал другу, который указывал на несоответствие между вечным наказанием и средним преступлением, – и я отвечал ему, что в том нет несправедливости, когда продолжение наказания есть только следствие продолжения греха; но об этом я скажу несколько ниже. Что же касается числа осужденных, которое несравненно больше числа спасаемых, то это не препятствует тому, чтобы в Универсуме число блаженных созданий бесконечно превосходило число несчастных. Пример государя, который наказывает только зачинщиков мятежа, или пример военачальника, который подвергает наказанию каждого десятого в полку, не находят здесь применения. Собственный интерес государя и военачальника заставляет простить виновных, хотя бы виновные и оставались дурными; Бог же прощает только тех, которые становятся лучше; он может их отличить, и эта строгость более сообразна с совершенной справедливостью. Но если кто-нибудь спросит, почему Бог не дарует всем благодати обращения, то этот вопрос ведет к другому вопросу, не имеющему никакого отношения к настоящему рассуждению. Мы уже до некоторой степени ответили на него – не с тем, чтобы изложить божественные причины, а с тем, чтобы показать, что у Бога нет недостатка в них и что, наоборот, у него нет веских противоположных причин. Наконец, мы знаем, что иногда разрушаются целые города и жителей истребляют мечом, чтобы устрашить других. Это может служить к предотвращению великой войны или бунта, и это значит щадить кровь, проливая ее; в этом вовсе нет казни каждого десятого человека. По правде, мы не можем утверждать, что злые люди на земном шаре наказываются столь строго для устрашения обитателей других планет и для совершенствования их; но многие другие основания всемирной гармонии, о которых мы ничего не знаем, ибо мы не знаем ни обширности Града Божия, ни формы всеобщей республики духов, равно как и всего строения тел, могут производить то же самое действие.