Аниций Боэций - Комментарий к Категориям Аристотеля. Фрагменты

В отношении логики, однако, у Боэция возникают сомнения: "Некоторые, - пишет он, - утверждают, что она [т.е. логика] является частью философии, а другие - что она не часть, но некое орудие (ferramentum) и некоторым образом средство (supellex)" [3]. Рассмотрев аргументы той и другой стороны, философ приходит к выводу, что оба мнения правильны. Он утверждает, что между указанными двумя позициями нет никакого противоречия, поскольку ничто не мешает логике одновременно быть и частью, и инструментом философии, подобно тому, как рука является одновременно и инструментом, и частью тела. Однако если логика является частью философии, она должна обладать своим собственным предметом. Следовательно, надлежит выяснить, каков этот предмет.

Для Боэция логика, или диалектика, - это умение правильно строить умозаключения и рассуждать (ratio dilligens disserendi). Философ не различает термины "диалектика" и "логика", полагая, что это названия одной и той же науки, и характеризует ее следующим образом: "Итак, эту науку, как бы наставницу в [искусстве] рассуждения, которую древние перипатетики называли логикой, Цицерон определил как "умение (ratio) искусно рассуждать". Она многими трактуется по-разному и называется разными именами. Так, например, как уже было сказано, перипатетики называли "умение искусно рассуждать" логикой, [и оно] включало в себя искусства нахождения и суждения. Стоики же "умение искусно рассуждать" трактовали несколько уже, так как не разрабатывали [искусство] нахождения, остановившись лишь на [искусстве] суждения... именуя [его] диалектикой... Эту [науку] Платон называет диалектикой, а Аристотель - логикой; ее же Цицерон определил как "умение искусно рассуждать"" [4].

Что же касается предмета логики, то им являются "посылки, силлогизмы и прочее в том же роде". Под "прочим в том же роде" понимаются прежде всего имя и глагол, или, иначе говоря, термины, слова, из которых составляются посылки. По мнению Боэция, слова - "простые элементы логики" [5] и из них составляются посылки и силлогизмы, поэтому в любом трактате по логике в первую очередь речь идет именно о словах. Ясно, однако, что если бы логика имела бы своим предметом только речь (будь то слова или целые высказывания), она мало бы отличалась от грамматики или риторики. И хотя связь этих дисциплин очевидна (ведь все они суть части тривия и все трактуют о словах), логика тем не менее кардинально отличается от двух других.

Рассмотрению логики подлежат не просто слова как таковые, но слова, которые обладают обозначающей функцией, которые являются частью высказываний, и, опять же, не всяких высказываний, но таких, в которых что-то утверждается или отрицается относительно чего-то, или, иначе говоря, речь в связи с реально существующими вещами. Вещи, с точки зрения Боэция, пребывают в относительно неизменном состоянии и, будучи воспринимаемыми человеком, образуют в душе определенные подобия (similitudines), которые философ называет понятиями (intellectus). Понятия имеют естественное происхождение, неизменны и общи для всех людей. И латинянин, и варвар, мысля лошадь, мыслят одно и то же, а именно подобие чувственно воспринимаемой вещи. Разные народы, однако, приспособили для выражения и обозначения этих понятий (а заодно и вещей) различные имена (vocabula) и написания (litterae), которые суть знаки этих имен, отсюда и происходят различия языков. Поэтому ясно, что "вещи всегда предшествуют словам", а потому, если мы говорим об истинных высказываниях, то, что имеет место в вещах, имеет место и в речи.

Итак, понятно, что предметом логики являются в первую очередь слова, которые обладают определенным значением, то есть обозначают определенную вещь, а во вторую очередь - высказывания, составленные из таких слов, в которых имеет место отрицание или утверждение. В этом логика проявляет себя как отдельная наука или часть философии. А целью логики как инструмента философского познания является проверка утверждений на истинность, ибо "всякий, кто возьмется за исследование природы вещей, не усвоив прежде науки рассуждения, не минует ошибок. Ибо не изучив заранее, какое умозаключение поведет по тропе правды, а какое - по пути правдоподобия, не узнав, какие из них несомненны, а какие - ненадежны, невозможно добраться в рассуждении до неискаженной и действительной истины" [6].

Комментарий Боэция к "Категориям" Аристотеля, написанный около 510 г., входит в корпус логических сочинений, составляющих так называемую logica vetus, или ars vetus, старую логику. Этот комментарий пользовался в Средние века огромной известностью, о чем свидетельствует число дошедших до наших дней манускриптов: более трехсот, что очень много. Неясно, является ли этот трактат единственным комментарием к "Категориям", написанным Боэцием, или же существовал и другой, более обширный и глубокий комментарий, о намерении создания которого Боэций пишет в первой книге вышеуказанного сочинения. В пользу того, что таковой был написан, долгое время не было никаких свидетельств, за исключением слов самого Боэция, однако в XIX столетии П. Адо (P. Hadot) обнаружил некий отрывок латинского комментария к "Категориям"; предполагается, что это и есть часть утраченного второго комментария Боэция.

Следует сказать и о том, что Боэций не только комментировал "Категории", но и был одним из первых переводчиков трактата Аристотеля на латинский язык. Отдельные попытки перевода "Категорий" предпринимались и ранее (известен, например, перевод Мария Викторина и перевод, или, скорее, близкое к тексту изложение, приписываемое Августину, озаглавленное "Десять категорий" - Decem categoriae), но наиболее удачной оказалась попытка Боэция; удачной настолько, что его переводом пользовались в течение всего Средневековья.

Выше уже было сказано, что Боэций предполагал, что обозначающие слова репрезентируют существующие вещи. Отсюда Боэций понимает категории Аристотеля (сам Боэций называет их предикаментами - praedicamenta), как обозначающие звуки, призванные обозначать высшие роды сущего. "Аристотель, - пишет он, - усмотрел десять родов всех вещей... всякая вещь непременно должна найти свое место в одном из видов десяти родов" [7]. Но вычленение этих родов из бесконечного числа существующих вещей потребовало создания специального категориального аппарата - упомянутых десяти предикаментов, то есть наиболее общих сказуемых. Смысл этой операции таков: число единичных вещей бесконечно, их многообразие не может быть охвачено умом, и они не могут стать объектами науки. Но поскольку вещи обладают определенной общей природой, то в конечном счете любая из них подпадает под тот или иной род, может быть определена и познана. "Итак, Аристотель ограничил малым числом десяти предикаментов неопределенное и бесконечное множество различных вещей с тем, чтобы то, число чего бесконечно, и что не может стать предметом научного исследования, ограниченное десятью своими родами, могло бы постигаться наукой (scientia). Следовательно, десять предикаментов, о которых мы говорим., суть роды для бесконечных значений, [данных] в звуках; но поскольку любое значение звуков относится к вещам, которые обозначаются звуками, в том, что они суть обозначающие, то [предикаменты] необходимо обозначают роды вещей" [8].