Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Я живу не потому, что я имею право жить, но потому я и имею неоспоримое право жить, что живу. Право есть нечто вторичное; праву предшествует то, что не является правом, т. е. то, что есть больше права, что не является человеческим установлением. Истина и достоверность права опираются только на истинность и достоверность чувств. Ими одними только оценивается подлинность подписи, подлинность клейма, подлинность монеты – от них зависит публичный кредит. Тождество личности, сознания! Но может ли оно быть без тождества тела, которое одно только является чувственно удостоверенной вещью?

Право первоначально не зависит от закона, а, наоборот, закон зависит от права. Закон закрепляет только то, что является правом и по праву, только превращает право в долг для других. Величайшее нравственное зло возникает потому, что люди затушевывают различие между собой и другими, различие в тождестве. Разумеется, мы оба люди; но это самое малое, это разумеется само собой. Равенство следует выдвигать против высокомерия, которое не позволяет другому быть человеком, которое считает себя выше него стоящим, преимущественным существом, существом особого рода, особого племени, как некогда дворянство считало себя в отношении к плебсу, к бюргерству; стало быть, равенство следует выдвигать против искусственного различия.

Бюргерство – буржуа, буржуазия, все городские жители, в противоположность как аристократии, так и сельским жителям.

Ни политика, ни государство для себя самих не являются целью. Государство растворяется в людях, существует только по воле людей. Субъективный человек, так называемый субъективный человек – вот истинный человек, истинный дух. Это истина христианства. Мы не возвращаемся назад из христианства к языческой государственной жизни, где человек растворялся в государстве, где гражданин стоял выше человека в его целостности, хотя, конечно, даже гражданин был более человеческим и идеальным существом, чем современный «подданный». Отличие от христианства может состоять только в том, что субъективный человек наполняется содержанием реального мира, в том, что небесная, супранатуралистическая субъективность становится практической субъективностью.

Иначе говоря: для современного государства каждый гражданин должен быть «свят». Фейербах говорит, по сути, о концепции прав человека.

Свобода состоит не в чем ином, как в том, чтобы доставить человеку неограниченную сферу действий, соответствующую его целостности, всем его силам и способностям. Если государство, в отличие от субъективного духа, выставляется как объективно истинное, то человек деградирует до степени машины, обесчеловечивается, приносится в жертву государству как абстрактное количество. То, чем человек является в мнении, то, чем он представляется, полагается выше того, чем он является в действительности. В государстве, где все зависит от милости и произвола самодержца, каждое правило становится шатким, из души с корнем вырывается представление о «вечном нравственном законе», убеждение в необходимости добродетели; вырывается убеждение в необходимости строгой справедливости, не делающей ни для кого исключения; вырывается чувство самостоятельности, мужество и стремление к добродетели.

Фейербах замечает, что абсолютистская монархия или диктатура основана на создании чрезвычайных законов, подрывающих доверие к естественным и «вечным» законам, в том числе нравственным. Например, объявление войны подрывает доверие к естественному и религиозному запрету на убийство.

Неограниченная монархия – это безнравственное государство. История – это исключительно процесс очеловечивания человечества; первое и ближайшее к человеку как таковому является последним и отдаленнейшим. То, что человек выражает свою сущность посредством опредмечивания, рассматривая ее сначала как отличную от себя и над собой пребывающую сущность, прежде чем он начинает рассматривать ее как свою сущность, – что этот путь правильный – тому история представляет тривиальнейшие примеры. То, что для католицизма было божественным учреждением, то для протестантизма стало человеческим установлением.

Божественное учреждение – имеется в виду литургическое благословение монархии в католических странах. Далее Фейербах замечает, что пацифизм становится возможен там, где монархия утратила свою сакральность, что, приблизительно, но не во всех подробностях, соответствует истории Европы.

Положение: «мир – от Бога», одинаково с положением: «король – от Бога». Сколь истинно королевство Божией милостью, столь же истин и мир Божией милостью. Там на место естественного опосредствования, условия, причины, здесь на место политического опосредствования, условия, причины ставится воображаемая причина. Путь истории человечества, конечно, есть путь, предназначенный ему, потому что человек следует движению природы, как он следует, например, движению потока.

Люди тянутся туда, где они находят место, и притом место, им соответствующее. Они локализуются, они определяются местом, в котором они живут. Сущность Индии – это сущность индийца. Индиец есть то, что он есть и чем он стал только в качестве продукта индийского солнца, индийского воздуха, индийских вод, индийских животных и растений. Каким путем, следовательно, мог бы человек произойти первоначально не из природы? Люди, которые первоначально приспособляются ко всякой природе, возникли из природы, которая не терпела крайности.

Фейербах здесь придерживается распространенной в его время теории географического детерминизма, выводившей особенности характера и жизни народов из географических условий их существования. Индийцы взяты просто как достаточно экзотический пример, для чистоты эксперимента.

Дуализм, раздвоение – это сущность теологии, раздвоение же является и сущностью монархии. Там мы имеем противоположность Бога и мира, здесь – противоположность государства и народа. Там, как и здесь, собственная сущность противостоит человеку как другая сущность; там – в качестве всеобщей сущности, здесь – в качестве действительного, личного, или индивидуального, существа. «Государи суть боги», т. е. существа, которые кажутся чем-то иным, что они суть в действительности, – существа, которые на деле не отличаются от других людей, в воображении же почитаются существами другого, высшего, рода. Воображение – это сила теологии, и воображение же – сила монархии.