Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

До тех пор государи будут господствовать над человечеством, пока воображение господствует над ним. Роскошь, помпа, блеск, видимость – на одной стороне; нищета, нужда, бедность – на другой – вот необходимые атрибуты монархии. Сила воображения находит удовольствие и раскрывается только в превосходных степенях; высшему счастью соответствует только глубочайшее несчастье, небу – только ад, Богу – только дьявол.

Превращение теологии в антропологию в области мышления – это превращение монархии в республику в области практики и жизни. Свобода, конечно, есть самое высшее, но столь же мало, как и идея, она есть начало; она – цель; не физическая, прирожденная способность – человек не рожден свободным; она есть результат образования, конечно, на основе соответствующих врожденных дарований. Нет ничего более смешного, как верить в то, что люди стали бы несвободными вследствие веры в необходимость человеческих волевых поступков или стали бы свободными благодаря метафизическому учению о свободе.

Для Фейербаха свобода является вершиной социальных практик, поэтому для ее достижения необходима мобилизация всех практик, включая образование, просвещение, раскрытие талантов людей. Это отличается от концепции свободы как имеющей собственное содержание независимо от социальных практик, например, в либерализме, где социальные практики просто проверяют свободу на прочность или ставят границы злоупотреблениям свободой, но не производят ее и не ведут к ней, а разве что показывают ее практическое преимущество над несвободой. Позиция Фейербаха скорее демократическая и социал-демократическая, чем либеральная.

Каким образом согласуется с естественной необходимостью свободы беззаконность фантазии, заблуждения, отклонения от необходимости? Этот упрек так же нелеп, как если бы той истине, что движения животных следуют законам рычага, механики, был противопоставлен вопрос: как же согласуются с этой законосообразностью прыжки и скачки животных, беганье туда и сюда, падение и спотыкание? Свобода, как и все подобные общие слова, берется в таком неопределенном смысле, что для многих отрицание свободы, т. е. фантастической свободы, тождественно с отрицанием даже произвольной перемены места, так что для них выражение: «человек не свободен» – это все равно, что «человек не есть человек, т. е. двигающееся существо, а лишь растение, камень».

Фейербах оспаривает наивное понимание свободы как расширения возможности выбора, потому что тогда придется все чаще выбирать какие-то эксцентрические поступки. Свобода для него – это уже состоявшийся выбор подлинной природы. Далее спиритуалист, признающий только дух, а не природу, приводится как пример человека, вообще не понимающего, что такое свобода, а требующего свободы только под влиянием своих друзей.

Я не понимаю, каким образом может идеалист или спиритуалист, если он по крайней мере последователен, ставить своей целью внешнюю политическую свободу. Ведь спиритуалисту достаточно духовной свободы; чем больше давление извне, тем больше он имеет оснований пользоваться, напротив, внутренней свободой. Политическая свобода в понимании спиритуалистов – это материализм в области политики. К действительной свободе на самом деле относится также и свобода материальная, телесная. Свобода печати даст простор и воздух не только моей голове, но и моему сердцу, моим легким, моей желчи. Спиритуалисту же достаточно мысленной свободы.

Из речи Кастеляра против испанской монархии: «История человечества есть постоянная борьба между идеями и интересами; последние всегда побеждают на мгновение, длительно же побеждают всегда идеи». Что за противопоставление? Разве идеи не являются также интересами? Интересами, на мгновение только не узнанными, презираемыми, еще не действительными, не признанными законом, интересами, противоречащими особым интересам отдельных, ныне господствующих, сословий, интересами, пока еще существующими только в идее, всеобщими человеческими интересами? Не является ли справедливость общим интересом – интересом тех, с кем поступают несправедливо, хотя бы, что разумеется само собой, и не интересом тех, кто пользуется этой несправедливостью, т. е. не интересом сословий и классов, находящих удовлетворение только в преимуществах перед другими классами.

Эмилио Кастелар и Риволи (1832–1899) – испанский политик-республиканец, историк, поэт, премьер-министр и президент Испании в 1873–1874 годах, после восстановления монархии продолжал партийную деятельность и выступал как конституционалист.

Короче говоря, борьба между идеями и интересами представляет собой борьбу между старым и новым. Сколько социальных зол могло бы, тем не менее, быть устранено так легко или, по меньшей мере, не приводя к большим расстройствам, как, например, недостатки на эмигрантских кораблях, хотя они устраняются только тогда, когда достигли такого пункта, что продолжение старой практики стало совершенно невозможно. Так всегда только под давлением, всегда только по принуждению поступает человек, так поступают и правительства и никогда не поступают самопроизвольно, как можно было бы ожидать по их красивым речам; никогда не поступают свободно, разумно и предусмотрительно.

Какая разница между народом и чернью? Если чернь верит или делает то, что нравится или представляется полезным господствующим, то чернь является народом; в противоположном случае народ является чернью.

«Очень вероятно, что своими познаниями о свойствах почти всех растений мы обязаны именно тому, что человек первоначально находился в состоянии варварском и часто вынужден был, для удовлетворения голода, есть все, что только можно изжевать и проглотить» (Дарвин. Изменение животных и растений под влиянием одомашнивания) – примечания здесь и далее Л. Фейербаха.

См. об этом К.Ф. Кёппeн. Религия Будды и ее возникновение. Берлин, 1857, в особенности стр. 304–309.