Бертран Рассел - Брак и мораль

Восстание женщин против господства мужчин представляет собой движение, в чисто политическом смысле практически исчезнувшее, но в более широком значении едва сформировавшееся. Постепенно общество начинает ощущать последствия этого восстания. Эмоции, которые должны испытывать женщины, по-прежнему считаются отражением интересов и чувств мужчин. В романах авторов-мужчин мы читаем, что уход за детьми доставляет женщинам физическое удовольствие; достаточно спросить любую мать среди своих знакомых, чтобы убедиться, что это не так, но пока женщины не обрели право голоса, никто из мужчин даже не задумывался над данным утверждением. Материнские эмоции долгое время умиляли мужчин, которые подсознательно видели в них способ сохранения своего господства, и понадобятся значительные усилия, чтобы изменить это положение дел. До самого недавнего времени считалось, что все порядочные женщины желают иметь детей – и ненавидят секс. Даже сегодня многих мужчин шокируют те женщины, которые открыто заявляют, что не хотят детей. И многие мужчины даже осмеливаются читать женщинам нотации на этот счет. Пока женщины находились в подчинении, они не осмеливались проявлять искренность в отношении собственных эмоций и выказывали чувства, угодные и приятные мужчинам. Следовательно, нельзя опираться на привычное «нормальное» отношение женщин к детям, поскольку ясно, что с эмансипацией женские эмоции уже не те, что им приписывали ранее. Полагаю, цивилизация – во всяком случае, в своем нынешнем облике – ведет к неумолимому истреблению материнских чувств. Не исключено, что в будущем цивилизация падет, если за рождение детей и уход за ними женщинам не будут выплачивать суммы, сопоставимые с достойной заработной платой. Но даже при выполнении этого условия далеко не все женщины согласятся. Деторождение станет профессией, одной из многих, и выбравшие ее будут трудиться в ней с положенным тщанием, строго соблюдая все правила. Впрочем, это лишь мои фантазии. В них достоверно только то, что феминизм в своей современной форме оказывает несомненное воздействие на патриархальную семью, которая с доисторических времен воплощала господство мужчины над женщиной.

Замещение отца государством, пока во многом нереализованное на Западе, сулит немалые преимущества. Этот шаг существенно улучшает здоровье общества и повышает общий уровень образования. Он смягчает жестокое обращение с детьми и делает невозможными те страдания, которые выпали когда-то на долю Дэвида Копперфилда [99] Речь о герое одноименного романа Чарльза Диккенса. . Можно ожидать дальнейшего укрепления физического здоровья и повышения качества интеллектуальных развлечений, в особенности посредством искоренения наихудших пороков семейной системы, которые обнажаются, когда эта система разлаживается. Но имеются и немалые опасности в вытеснении семьи государством. Родители, как правило, любят своих детей, для них это не просто пешки в политической игре. От государства нельзя ожидать подобного отношения. Реальные люди, взаимодействующие с детьми от имени государства, например, школьные учителя, могут, если не перегружать их работой и как следует платить, демонстрировать некое подобие родительских чувств. Но у учителей мало власти, последняя принадлежит в основном администраторам. А те не контактируют с детьми, жизнью которых они управляют, и, будучи администраторами (иначе они не занимали бы те должности, которые занимают) воспринимают их как материал для реализации обозначенных целей. Более того, администраторы по определению ценят единообразие, важное для статистики и отчетности; если это «правильное» единообразие, оно подразумевает наличие большого числа людей, соответствующих представлению администратора о «правильных» людях. Дети, вверенные попечению таких институций, должны вести себя одинаково, а тех немногих, кто не в состоянии этого делать, будут наказывать – и сверстники, и власти. Это означает, что детей, обладающих ярким творческим потенциалом, ждут преследования и пытки, призванные сломить их дух. Это означает, что «одинаковое» конформистское большинство преисполнится самоуверенности и жестокости и станет наотрез отвергать любые новые идеи. А самое главное: пока мир остается разделенным на конкурирующие милитаристские государства, замена родителей государственными образовательными учреждениями повлечет за собой наращивание так называемого патриотизма, то есть готовности к взаимному истреблению без малейших колебаний всякий раз, когда того потребует правительство. Безусловно, так называемый патриотизм представляет собой величайшую угрозу для цивилизации, а потому всего, что увеличивает его вирулентность, следует избегать – как чумы, мора и голода. В настоящее время молодежь делит лояльность между родителями, с одной стороны, и государством – с другой. Если случится так, что фокусом их лояльности будет только государство, появятся весомые основания опасаться, что мир сделается еще кровожаднее, чем сейчас. Посему, думаю, до тех пор, пока не решена задача интернационализма, рост влияния государства в области образования и ухода за детьми сулит риски, перевешивающие несомненные преимущества этого процесса.

Но если удастся учредить международное правительство, способное заменить насилие главенством закона, ситуация окажется совершенно иной. Такое правительство постановит, что национализм в его самых безумных формах ни в коем случае не должен проникать в образовательные программы любой страны. Оно будет настаивать на том, что детей следует учить лояльности международному сверхгосударству и прививать интернационализм вместо приверженности национальному флагу. В этом случае, пусть сохранится опасность чрезмерного единообразия и жестоких преследований «отступников», угроза милитаризации и войны постепенно сойдет на нет. Действительно, контроль сверхгосударства за образованием будет эффективной мерой предотвращения войны. Полагаю, мы праве сделать вывод, что замена отца государством принесет пользу цивилизации, если государство будет интернациональным, но пока государства остаются национальными и милитаристскими, они олицетворяют собой угрозу вероятного сползания к войне. Семья стремительно разрушается, а интернационализм крепнет медленно. Потому текущая ситуация вызывает серьезные опасения. Тем не менее, она не выглядит безнадежной, поскольку интернационализм в перспективе способен крепнуть значительно быстрее. К счастью, мы не в силах предвидеть будущее, а потому имеем право надеяться, если уж не ожидать, что оно будет лучше настоящего.