Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

«Вот слова человека лживого и дерзкого, — сказал я, — совершенно чуждого теологии».

Согласившись со мной, наставник прибавил, что человека вздорного лучше оставить в покое, чем глумиться над ним. «То, в чем он упрекает, «Ученое незнание» ставит целью отыскать, опираясь на Дионисия — чей праздник мы сегодня отмечаем, — который . в «Мистической теологии» учит восходить вместе с Моисеем во мрак. [39] 1, 3. См. Исх. 19, 16 — 20; 24, 15 — 18. Мы тогда открываем Бога, когда все оставляем; и этот мрак есть свет в господе. В этом до такой степени просветленном незнании мы более всего приближаемся к Нему; и к этому стремились все мудрецы и до, и после Дионисия. Первый греческий комментатор Дионисия говорит: «Скорее в ничто, чем в нечто, кажется восходящим тот, кто жаждет достичь Бога, ибо только тот находит Бога, кто все оставляет». [40] Первый комментатор Дионисия — Максим Исповедник, но цитата явно из Псевдо-Беды (Коммент. на Боэция «О Троице», PL 95, 398Ь), где она приписана Василию (Кесарийскому?). Тот и кажется противнику «иссякшим», кто, когда оставит все, только тогда, согласно первым теологам, и может быть восхищен вместе с Моисеем туда, где пребывает невидимый Бог. Дионисий называет мрак божественным лучом и говорит, что те — из их числа противник, — кто, будучи прикован к видимому, считает, что нет никакого сверхсущностного бытия, превосходящего доступное зрению и чувствам, думает своей наукой познать того, кто «мрак сделал покровом своим» [41] Пс. 17, 12. ; при этом он остерегает Тимофея, как бы кто из таких дикарей не услышал этой тайны».

И тут наш наставник по своему добросердечию обязал меня при случае в мягкой форме посоветовать противнику наложить на уста молчание, раз он не вмещает такие высокие понятия, и больше дивиться тому, чего он не может вместить, а не набрасываться на него, и расстаться с надеждой, будто можно при каком бы то ни было усердии (studio) достичь этой тайны тому, кому не дал Бог. «А если он надеется обрести благодать и от слепоты прозреть, пусть читает со смыслом названную уже «Мистическую теологию», Максима Исповедника, Гуго Сент-Викторского, Роберта Линколънского, Иоанна Скота, аббата Верчелльского и других новейших толкователей этой книги; не сомневаюсь, он поймет, что до сих пор был слеп».

А я, поражаясь снисходительности наставника, возразил: «Не могу снести того, что он смотрит на тебя как на невежду в логике, словно Аверроэс на Авиценну».

«Пусть это тебя не беспокоит, — сказал он. — Будь я невежественнейшим из всех, довольно мне и того, что я обладаю знанием этого невежества, а противник, хотя и безрассудствует, не обладает. Говорят, блаженный Амвросий добавлял к молитвам: «Освободи нас от диалектиков, Господи». [42] Явно из Псевдо-Беды (см. прим. 39), который так обобщает Амвросия, «О вере к Грациану» I 5; 13. Болтливая логика более мешает, чем помогает, священнейшей теологии».

«Наставник, — сказал я, — ты ведь стремился показать, что нельзя познать Бога как Он есть, — в этом и состоит корень науки незнания; почему же он приписывает тебе ложь адекватной точности?»

«Он говорит то так, то этак, — ответил наставник, — потому что он читал книжки «Ученого незнания» с единственной целью: по возможности опровергнуть то, что хорошо сказано. Поэтому ничего из прочитанного он не понял. Так вышло, что, порицая ненаписанное как написанное, он больше себя сбил с толку, чем повредил святой науке незнания, которую никто из постигших ее не может отвергнуть. Яснее всего в моих книжках выражено как раз противоположное тому, на что он нападает. Будь у него желание, он обнаружил бы, что я только и говорю о недостижимости ни для кого точности как она есть, хотя и признаю исключительное и недостижимое превосходство знающего незнания как способа созерцания Бога, что признают и все святые».

После этого я прочел следующие слова противника: «Теперь я перейду к более частному рассмотрению его слов в заключениях и выводах. Первое заключение: все совпадает с Богом. Это ясно из того, что Он есть абсолютный максимум, не допускающий выходящего или вышедшего за Его пределы, так что Ему ничто не противополагается; следовательно, из-за отсутствия различия Он сам и есть универсум вещей, и ни одно имя не соответствует Ему в собственном смысле, так как наложение имени происходит от определенного качества того, чему дается имя; с этим совпадает Мей-стер Экхарт». [43] Дальше: «...в своей книге на немецком языке... где говорится: «Человек должен стремиться очистить и освободить себя от своего образа и образа какой бы то ни было твари, не зная никакого отца, кроме Бога; тогда... все его бытие, жизнь, память, знание, любовь — от Бога, в Боге и Бог»» (см. Экхарт . Daz buoch der goetlichen troestunge. DW 5,S. 12, 21 — 13, 4). Идеи такого слияния считались осужденными церковью.

Он прибавляет, что епископ Аргентскпй осудил утверждавших, что Бог формально есть все и что сами они суть Бог без различия по природе. [44] Епископ Страсбургский Иоганн Дюрбхейм осудил в 1317 г. бегардов и лоллардов, в частности, за мнение, что «человек может так соединиться с Богом, что всякая его способность, желание и действие будут тождественны божественным». Наконец, возражая, он говорит, что, если бы в Боге отсутствовало различие и противопоставление отношения, отсюда следовала бы полная нелепость, что тогда уничтожалась бы Троица, и проч.

«Разве не заслуживает презренный клеветник, — сказал на это наставник, — скорее осмеяния, чем опровержения? Почему он не говорит, в каком месте книжек «Ученого незнания» можно найти это заключение?»

«Он не может этого сказать, — ответил я, — потому что там нет такого места. Я читал очень внимательно и не помню, чтобы где-нибудь я нашел утверждение «Все совпадает с Богом». Зато я нашел во второй книге «Ученого незнания», что творение не есть ни Бог, ни ничто [45] II 2, 100. ; не понимаю, что хочет сказать противник, да он, пожалуй, и сам себя не понимает. А что все божественные атрибуты совпадают в Боге и вся теология образует круг [46] Об уч. незн. I 21, 66. , так что справедливость в Боге есть благо, и наоборот, — и так об остальном — это найдешь и прочтешь обязательно; и в этом соглашаются все святые, видевшие бесконечную простоту Бога».

«И вместе с тем преблагословенная Троица остается. [47] Там же I 7; 19 — 20 и др. Бесконечная простота допускает, чтобы Бог был един, будучи троичен, и был троичен, будучи един, что яснее излагается в книжках «Ученого незнания». То же самое можно прочесть у папы Целестина в «Обете веры»: «Объявляем о своей вере в неделимую святую Троицу, в Отца, Сына и Духа святого, которая едина, будучи троичной, и троична, будучи единой». Поэтому совершенно не смыслит в теологии тот, кто не понимает совпадения единства и троичности; вместе с тем отсюда не следует, что Отец есть Сын или Дух святой. Никак не дойдет до твердолобого человека, что в совпадении высшей простоты и неделимости с единством и троичностью одно есть лицо Отца, другое Сына, третье Духа святого; ему мешают слова, имеющие в теологии иное значение.