Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

А Эпикур приписывает все управление универсумом одному Богу без каких бы то ни было помощников [460] Такой смысл приобрело в лат. переводе Траверсари место Диог. Л. X, 76. .

Но наши божественные богословы откровением свыше наставлены, что первая причина — согласно всеобщему убеждению троякая, а именно производящая, формальная и целевая, — которую Платон называл единым и благом, а Аристотель умом и бытием сущего, едина так, что троична, и троична так, что едина. В качестве производящей причины она именуется единством, согласно Платону, в качестве формальной причины — бытием, согласно Аристотелю, в качестве целевой причины — благом, согласно им обоим. Как верующий может видеть на земле в символе и намеке это пресвятое триединство, предшествующее всему умопостигаемому, всякому сплошному и дискретному количеству, всякому числу и всякому различию, я напишу ниже, как Бог пошлет.

Если кто, имея в виду сказанное, обратится прежде всего к святому Моисею, который раньше философов описал творение мира, то он найдет у него все, что говорилось выше о первоначалах. В самом деле, Моисей говорит, что «в начале Бог сотворил небо и землю», а затем свет, наводя тем на мысль, что в начале была сотворена возможность становления мира, который заключают в себе небо и земля; ведь он лишь потом сказал, что действительно стало небо, по Дионисию, то есть твердь, и что стала земля, то есть суша, и что стал свет, то есть солнце: в возможности стать слитно и свернуто было сотворено все, о становлении и развертывании чего мы дальше читаем [461] После Быт. 1, 1 («В начале Бог сотворил небо и землю») слова говорится о создании небесной тверди (ст. 6-8), земной суши (ст. 9-13), светил (ст. 14-19). . И когда Моисеи говорит, что Бог сказал: «Да будет свет», и стал свет, то он говорит это соответственно природе возможности стать; Бог увидел в возможности стать свет, увидел, что свет хорош и необходим для красоты видимого мира, и сказал природе света, [свернуто заключенной] в возможности стать, чтобы свет стал в действительности, после чего возможность стать светом и стала светом. Велением слова Творца свет возник природным образом. Движение, каким возможность движется к действительному становлению, называется природным: естественное и согласное, без всякого труда и усилия становление того, что может стать, идет от природы, сотворенного в возможности стать орудия божественной воли. А слово Бога, с которым сообразуется природа, да станет все, есть Бог, потому что в Боге нет ничего, что не было бы самим Богом. Это же слово платоники называют созидающим интеллектом, который носит у них имя и единородного, и господа Вселенной, как объявляет Прокл; Бога они называют единым, поэтому созидающий интеллект — единородным [462] «Теология Платона» V 12 слл. . Некоторые именуют его первой интеллигенцией, Анаксагор называет его умом. Стоики — словом, которое признают также и Богом, как читаем у Лаэрция [463] II 3, 6; 8; VII 1, 134 («разум» — logos, слово) . ; тут они прекрасно следуют пророку Давиду, который говорит: «Словом Господа утверждены небеса»: π в другом месте: «Он сказал, и стало;" повелел, и сотворено» [464] Пс. 32, 6; 148, 5. .

Заметь себе, каких мнений были философы об этих началах. Анаксагор говорит, что ум, начало движения, приблизился к материи, в которой все существовало слитным образом, и путем различения образовал отдельные вещи. Платон тоже говорит о двух началах вещей, Боге и материи. Аристотель разрешает все в действительность и возможность. Пифагор уподобляет первоначала монаде и двоице; двоица, говорил он, как неопределенная материя подлежит творящей монаде. Стоики называют Бога, которого именуют и умом, и Юпитером, художником всего этого громадного произведения; им представлялось, что есть два начала всех вещей, действующее и страдающее, причем страдающее они считают бескачественной субстанцией, или материей, а действующее словом, которое есть вместе и Бог. Эпикур же говорил, что все возникло повелением Бога из материи, которую он считал бесконечностью атомов. Об этом у Лаэрция подробнее. Если хорошенько рассмотреть, они имеют в виду только говорившееся выше: Бог, чистейший акт, создал все из возможности стать. Но что возможность стать есть творение Бога, с достаточной ясностью обозначил Моисей. Опять же Фалес не расходится с ним, когда называет мир созданием Бога, которого признает самым ранним; значит, Бог есть начало и Творец возможности становления мира тоже, раз он предшествует ставшему миру; ведь если Фалес считает мир ставшим, то, значит, мир еще раньше был [в Боге] самой этой возможностью стать, поскольку ничто не становится в действительности, что не могло стать. И Платон считает мир рожденным, или ставшим; он постоянно говорит, что все чувственное обязательно происходит от более раннего начала и что времени не могло быть прежде этого мира, потому что время возникло с ею созданием. Аристотель, наоборот, отрицает, что возможность стать имеет начало, и ни движение, ни время не считает ставшим, обманутый таким соображением: ставший мир смог стать, а возможность стать не становится действительностью без движения, так что, заключает он, ни движение, ни время не стали. Если бы он обратил внимание на то, что возможности стать предшествует актуально вечное, то не отрицал бы, что возможность стать берет начало от него как предшествующего ей; ведь последовательность, присущая движению, мерой которого служит время, сама по себе свидетельствует, что время, движение и движущееся не вечны, поскольку вечность есть актуальным образом и вместе все, что может быть, а потому предшествует последовательности; последовательность есть отпадение от вечности. Лучше понимая это, Платон правильно назвал время образом вечности: время подражает вечности. И оно следует за возможностью стать: как бы возникла последовательность, если бы не могла возникнуть? Анаксагор допускал начало вещей и конец времени: спрошенный однажды, будет ли когда-нибудь море на месте лампсакийских гор, он ответил, что конечно, разве что время истощится [465] Диог. Л. II 3, 10. ; значит, он считал, что время когда-то кончится. Так же думали и стоики, в большем согласии с открытой нам через истину верой утверждавшие тленность мира.

Фалес Милетский уподоблял возможности стать воду, поскольку усматривал, что ее испарение становится воздухом, ее тонкость — огнем, а ее плотность — землей, причем все живое от нее питается, а значит, и возникает; ведь от чего происходят живые существа, от того они и питаются. Но что вода не есть возможность становления мира и всех вещей, хотя в ней просвечивает многое, видно из следующего: Бог, говорит Фалес, самый ранний, значит, он раньше всего ставшего или сотворенного; раз вода после него, она стала, и возможность стать ей предшествует. А стоик Зенон говорил, что Бог превратил сущность огня через воздух в воду и что, как семя содержится в зародыше, так основа порождения кроется во влаге, этой удобнейше приспособленной для воздействия на нее материи, откуда потом может возникнуть все остальное [466] Там же I 1, 27; 35 (Фалес); VII 1, 136 (Зенон). . Наше первоначало, возможность стать, ты должен мыслить как предшествующее и воде, и любым элементам, и всему ставшему, будь оно существующим, живым или разумным. Да и эта Зеионова влага не есть чистая вода, даже если она сродни воде: поскольку одна вода всегда чище и проще другой, всякая данная вода может быть чище и проще [467] Прост, об опытах с весами 163 слл. . Таким образом, не какому-то одному элементу, а всем им при взаимном составлении надо приписывать возможность стать ощущаемыми телесными вещами. Что так думали и стоики, передает Лаэрций в жизнеописании Зенона Китайского; в отношении чувственного и преходящего мира Зенон говорит, что этот мир стал, когда субстанция огня через воздух вылилась во влагу, причем более плотная часть стала землей, потом более тонкая перешла в воздух, а больше и больше истончавшаяся превратилась в огонь, и из их смешения возникли живые существа, деревья и другие роды мирового творения. Достаточно ясно, что стоики и их последователи говорили об этом чувственном земном мире, имея в виду, что здесь мы находим не простые элементы, а смеси, так что один может возникать из другого и из всех — все, в том числе и живые существа. В самом деле, если бы существовал простой и чистый элемент, то, будучи [всем] тем, чем может быть, он не таил бы в себе потенциально ничего другого, как Дионисий в «Небесной иерархии» утверждает, что огонь неизменяем, а в другом месте, в книге о божиих именах, в главе о зле, говорит даже, что по своей природе, или сущности, ничто не разрушается, хотя некоторые вещи разрушаются в своих привходящих свойствах [468] См. «О неином» 10, 37 и прим. 15. . А стоики считали части нашего земного мира разрушимыми, заключая отсюда, что он и порожден и тленен. Наоборот, перипатетики доказывают, что мир восстанавливается через круговращение, а поскольку круговое движение продолжается всегда, то, говорят они, мир и никогда не истощится, и не рожден. Так или иначе несомненнейшая истина то, что совокупность мира не может никогда истощиться, поскольку все умопостигаемое, в котором его главная часть, есть то, чем может стать, как мы говорили выше [469] 3, 7; 8. .